Борис Соколов - Вольф Мессинг

И когда процессия поравнялась с домом графини, он увидел ее, спокойную и полную величия и гордости, в белом покрывале… И сердце его ликует от счастья! Его выводят на плаху… Поэма заканчивается так:

Он даже в петле улыбался…О, ложь святая! Так моглаСолгать лишь мать, полна боязни.Чтоб сын не дрогнул перед казнью!

Я собрал свою волю, стараясь ничем не выдать себя, и сказал ему:

— Вы должны верить мне и прислушаться к моим словам и совету. Ваша добрая знакомая вышла замуж за иностранца и сейчас за пределами России. У нее есть ребенок, но не от вас. Забудьте ее… У вас нет негатива этой фотографии? Нет, ну и отлично. Я оставлю ее себе, разрешаете? Ну, как память о нашей встрече… Так что ваши тревоги напрасны, хоть я и понимаю вас.

Молодой человек долго колебался, пока согласился отдать мне фотографию. Я попросил его еще раз как-нибудь зайти ко мне, пока мои гастроли будут продолжаться в его городе.

Дней через пять он снова наведался ко мне в номер, и я с радостью отметил, что выглядит он на сей раз гораздо спокойней, тревожный лихорадочный блеск в глазах исчез.

Ты, Танюша, знаешь, что мой талисман — мое кольцо с трехкаратником — всегда при мне, но я возил с собой еще забавную фигурку эскимоса в национальном одеянии, вырезанную на кости, как-то в одну из поездок по Сибири подаренную мне в Магадане.

Я достал ее из шкатулки, перочинным ножиком поставил свои инициалы и вручил своему гостю.

Он горячо поблагодарил меня и ушел, как мне показалось, почти без груза недавних терзаний…»

Этот рассказ, несмотря на всю свою литературность, очень похож на правду. У Мессинга вполне могла быть в жизни такая встреча. Несмотря на то, что он рассказал Лунгиной, Вольф Григорьевич в действительности мог заметить определенное сходство в чертах лица между женщиной на фотографии и молодым человеком, который ее ему принес, и понял, что тот, подобно Эдипу, сошелся с собственной матерью. Цитируемая же поэма Петефи «Белое покрывало» является хорошей иллюстрацией к терапевтическому эффекту психоаналитических методик. Черная траурная накидка — это истинная, непознанная причина невротического заболевания, а белая — это та причина болезни, в истинности которой психоаналитик сумел уверить своего пациента и которую он берется устранить, обеспечив тем самым выздоровление.

В мемуарах Мессинг писал: «Всего несколько лет назад впервые появилось в печати тогда почти неизвестное слово “гипнопедия”. Этим термином был окрещен новый метод обучения, вернее, запоминания во сне с помощью совершенно своеобразной формы гипноза. Суть его проста. Скажем, вам надо овладеть английским языком. Известно, какое это сложное и кропотливое дело — изучение языка, особенно если вы вышли из детского возраста. Самое неприятное — запоминание слов, “зубрежка”. Гипнопедия избавляет от нее. Вся зубрежка слов переносится на период сна…

Обучающемуся в период сна тихим голосом магнитофон “шепчет” содержание изучаемого урока. Шепчет один раз, второй, третий… Человек спит и обычно даже не видит снов. Но утром, к его собственному удивлению, оказывается, что он знает все те слова, которые входят в очередное задание. Я читал, что такое “ночное” задание состоит в настоящее время из 30–40 слов, но специалисты-педагоги, овладевающие методом гипнопедии, считают, что и триста слов в ночь — вполне приемлемая норма. Все, кто изучали иностранный язык, знают, какой это нелегкий труд — выучить триста новых слов. А методом гипнопедии это осуществляется фактически незаметно для изучающего.

Что такое гипнопедия? Убежден: еще один очень мало известный вид гипноза. Он начинает находить все более широкое применение и, безусловно, имеет все шансы стать важнейшим средством интенсификации процесса обучения как школьников, так и взрослых.

Кстати, и обычный гипноз следовало бы медикам применять пошире. Настало уже для этого время.

Гипноз — опасное оружие. Но, гак же как энергию атома, его следует использовать разумно».

Следует отметить, что, несмотря на способности к самогипнозу, Мессинг методами гипнопедии так и не воспользовался и полиглотом не стал. Что же касается его утверждения, что гипноз — это опасное оружие, то оно представляется преувеличенным. Пока что, слава богу, не зафиксировано случаев, когда профессиональным гипнотизерам удалось бы подвигнуть толпы людей на массовые проявления насилия. Зато такое нередко удается профессиональным политикам, не владеющим никакими тайнами науки.

Глава седьмая

Был ли арест? Вольф Мессинг в годы войны

Как и для подавляющего большинства советских граждан, нападение нацистской Германии, с которой менее двух лет тому назад были заключены договоры о ненападении и дружбе, стало для Мессинга полнейшей неожиданностью. В мемуарах он ничего не говорит насчет того, что предсказал 22 июня как дату германского вторжения. Иначе у читателей возник бы законный вопрос: почему же товарищ Мессинг, зная заранее о грядущем вероломном нападении Гитлера на Страну Советов, не предупредил об этом тотчас товарища Сталина, с которым он, опять-таки если верить его мемуарам, был чуть ли не на дружеской ноге? И Мессинг в мемуарах честно писал, что ничем не был встревожен накануне роковой ночи. Тревога охватила его будто бы только с утра воскресенья: «В июне 1941 года я поехал в Грузию. Как сейчас, помню это воскресенье 22 июня 1941 года. Накануне в субботу состоялось мое выступление, оно прошло очень успешно. В воскресенье утром мы поехали на фуникулере. Мне все время было почему-то не по себе. Настроение было просто скверным. И вот в 11 часов 30 минут по московскому времени — речь Молотова. Началась Великая Отечественная война.

Возвращались в Москву поездом. Затемненные станции. Почти на каждой — проверка документов. Во всеобщей бдительности мне пришлось убедиться на собственном опыте: моя несколько экстравагантная внешность, иностранный акцент привели к тому, что меня несколько раз принимали за шпиона. Выручал мой первый советский “импресарио”, ездивший со мной, писатель Виктор Финк (таким образом, ни о какой Симе в качестве импресарио Мессинг не вспоминает. — Б. С.).

По приезде в Москву, как только я остался на улице один, — Финк прямо с вокзала отправился к себе домой, — меня все-таки арестовали. А через несколько дней, когда я спросил, как пройти на такую-то улицу, меня снова арестовали — на сей раз очень миленькая девушка-дружинница.

В эти дни начала войны я пережил тяжелые минуты. Я внутренне почувствовал себя лишним. Передо мной встал вопрос: чем я могу помочь моей второй родине в борьбе с фашистской чумой? Состояние моего здоровья было таковым, что о личном участии в боях я не мог и думать (очевидно, уже тогда проявилась болезнь сосудов ног, которая в конечном счете и свела Мессинга в могилу. Возможно, эта болезнь стала следствием напряженной работы телепата во время выступлений. — Б. С.). Оставалось мое искусство, мое умение. Но кому нужен в такое время, думал я, Вольф Мессинг с его “психологическими опытами”?»