Дорога к людям - Евгений Генрихович Кригер
Сразу ему пришлось вскочить на ноги. В него стреляли. Он побежал в сторону, заполз в густую рожь и только там, пережидая беду, почувствовал, как ему больно, как ноют кости, какая страшная обида давит его.
Токарев не дал обиде свалить себя, он сохранил главное — мужество.
Первое поражение он сделал для себя школой. Он выверил каждое свое движение в том первом бою. Он искал ошибки и нашел все до одной, и среди них главную — ожидание того, что бой поведет его, летчика, за собой, что в бою как-то определится ход событий. Творцом событий в бою должен быть он сам, летчик Токарев, не ждать решения врага, а первому решать, стать хозяином боя с первой минуты. И когда враг это почувствует, он будет побежден.
Идея боя часто рождается мгновенно. Токарев помнил одну схватку капитана Закирова. В ней нравилась ему не только смелость, — смелых людей на войне много, — но самая идея боя, найденная в очень сложных обстоятельствах и в самый нужный момент. Закиров летел тогда на разведку вражеского аэродрома и был встречен сначала одной парой «мессеров», потом второй и, наконец, третьей. Один против шести — это тяжкие условия схватки. Закиров знал, что ничто хорошее его не ждет. Некоторое время он крутился в клубке «мессершмиттов», всеми средствами оттягивая почти предрешенный исход неравного боя. Но тут откуда-то вынырнул «Лавочкин», и вел его, видимо, настоящий парень. Он врезался в схватку, выручая неизвестного ему летчика, и тогда против шестерых гитлеровцев оказалось уже два советских летчика. Настоящие парни с первой минуты чувствуют друг друга. У одного родилась идея, другой ее подхватил — Закиров и тот, неизвестный, ринулись друг на друга. Да, они летели встречным курсом, как бы желая столкнуться, и лишь в последнюю секунду расходились в стороны, оба делали разворот и снова оказывались друг против друга, и снова летели навстречу, и опять разворотом возвращались в исходное положение, и снова мчались один на другого.
Разумеется, только летчик поймет, в чем тут дело. Так как они шли друг другу в лоб, то Закиров защищал хвост неизвестного «Лавочкина», а тот в свою очередь огнем пулеметов расшвыривал «мессеров» от хвоста Закирова. Фашистские пилоты не смогли разорвать слившуюся воедино волю двух советских летчиков — «мессеры» умаялись и ушли ни с чем. А Закиров с неизвестным разлетелись, кивнув друг другу крыльями, каждый по своим делам. Через двадцать минут Закиров над Ливнами ударом в брюхо сбил очередной «Мессершмитт-110».
Сержант Токарев все примечал, ко всему присматривался, самый маленький ростом на всем аэродроме, но и самый, пожалуй, упрямый. С наибольшей придирчивостью он изучал самого себя, сравнивал с другими, учился в боях. Тысячи советских людей в первое время войны были в таком же положении, пехотинцы и танкисты. Красная Армия, отступая, смотрела в лицо новой суровой войне, чтобы в беде познать ее и, наконец, взять войну в свои руки. Среди тысяч и тысяч таких людей был и Георгий Токарев, маленький сержант. Он также прибирал к рукам свой участок большой войны.
В бою против двух «мессеров» над истерзанным Сталинградом ему понадобилось целых 30 минут, чтобы сбить одного из них, но все же он сбил его! Весной 1943 года маленький сержант дрался и с «Мессерами-110» и с «Фокке-вульфом-190», выискивал слабые стороны новых вражеских машин и постепенно вместе с другими летчиками чувствовал, как происходит в воздухе перелом в соотношении сил. Фашистов чаще и чаще вытесняли с неба, жгли, сбрасывали на землю не только мастерством воздушного боя, но теперь уже качеством и количеством советских самолетов. Над Курском Георгий Токарев участвовал в бою против 500 вражеских самолетов и увидел тогда, как выглядит настоящий разгром неприятельской воздушной армады.
Но тогда он был уже лейтенантом. К тому времени он сбил в одиночных и групповых боях одиннадцать фашистских самолетов. В июне бывший сержант уже командовал эскадрильей. Вот почему ему не стыдно рассказывать о том, что в первом бою его сбили, — так он начал школу войны.
Трудная школа. Бывает, летчик проводит в боях весь день и выбивается из сил настолько, что без помощи товарищей не может выбраться из кабины. Иногда десять минут сложного боя изматывают больше, чем трехчасовой нормальный полет. В десять минут летчик выкладывает громадный запас нервной энергии, — эти десять минут и приносят ему победу. Но бой продолжается, один сбитый враг еще не делает летного дня, нужно настигать других, очищать воздух для нашего наступления.
Когда пришел июль 1943 года, Георгий Токарев уже одиннадцать раз успел расплатиться с врагами за свою первую обиду. Он навязывает им свою тактику, выгодную для него и неудобную врагам.
Попробуем, как это делается в кино, замедлить и рассмотреть молнию воздушного маневра.
Что происходит иногда в течение минуты?
Токарев ведет бой с двумя стервятниками. Он тянется вслед за уходящим вверх «мессером» и намеренно допускает второго к себе на хвост. Но только до известного предела, который нужен Токареву, чтобы полувиражом вывернуть свой самолет назад и ринуться в лоб настигающему «мессеру».
Тот проскакивает мимо, а Токареву только это и нужно: теперь оба «мессера» находятся в одной стороне от него, он видит обоих и снова начинает игру. Он действительно играет маневром, как бы забирая в руки и все больше натягивая, изматывая нервы врагов.
Фигура повторяется.
Один фашист лезет вверх. Токарев повисает у него на хвосте, а второй подтягивается к нему сзади. Первый решает применить прием Токарева и вдруг разворачивается назад в лоб лейтенанту. Стреляет. Мимо! Проваливается в пике. Снизу он снова боевым разворотом лезет вверх, к лейтенанту.
Но теперь Токарев кончает игру.
Он не пошел вслед за гитлеровцем в пике и не потерял высоты. Он поджидает всползающего к нему фашиста и тут длинной пулеметной очередью валит его на землю. Второго он хочет вытянуть на высоту, где мотор воздушного пирата работает вяло, и тут добить его всей яростью затянувшейся схватки. Но у маленького лейтенанта кончается бензозапас. Токарев проклинает все на свете. Хоть бы винтом резануть врага! Но тот уже весь вымотался, бросает бой, проваливается в пике и уходит.
Так дерется теперь юноша, лейтенант, командир эскадрильи, которого фашисты сбили в первом бою, когда он был неумелым сержантом.
Это — небо июля 1943 года. Это наше небо вместе с нашей землей перешли
