Дорога к людям - Евгений Генрихович Кригер
Как странно все это выглядит, когда смотришь вот отсюда, из пекла сталинградского боя!
И вот однажды жена Марка получила похоронную.
Геройски погиб...
Но странно — с фронта от Марка приходили жене деньги. Она написала командиру полка. Тот вызвал писаря. Оказалось, что при переводе из части в часть, когда пятерых защитников Мамаева кургана направили в другой полк, писарь ошибся и счел Марка погибшим. И вышло так, что ошибка оказалась двойной: писарь забыл вычеркнуть Шамаева из списка погибших!
Ясность во все это внесло последнее письмо Марка в редакцию.
...В ноябре сорок второго года в затишье Марк вызвался добыть для кухни соли из брошенного железнодорожного эшелона. Полз до будки стрелочника, а там оказался фашист, выжидавший темноты, чтобы пробраться к своим. Он кинулся на Марка, стал душить, оба свалились, катались по земле, — Марк изловчился, ударил фашиста ногой, тот грохнулся наземь. Шамаев схватил брошенный в будке автомат нациста и прикончил его. Вернулся без соли, но с трофейным автоматом.
1 февраля 1943 года, в пору последних уличных боев в районе Красноармейска, Марк получил два тяжелых ранения. Было ранение и до этого — осколок мины во время схватки у Дома специалистов попал в правый бок. В санбате Марк дал себя перевязать и тут же вернулся в строй.
Но два новых ранения вынудили Шамаева провести в саратовском госпитале около четырех месяцев. Тогда же он узнал, что его и младшего политрука Мирошниченко, с которым вместе дрался на Мамаевом кургане, наградили медалями «За отвагу».
...Да, бой за Мамаев курган не забыт. Даже в той небывалой войне, не знающей равной в истории по ожесточенности сражений, едва ли найдешь еще пример, когда бы пять солдат обороняли большую часть высоты, да еще такой ключевой, как Мамаев курган. Может быть, за сутки тысячи раз смерть готова была поглотить Марка Шамаева, но отступала бессильно: человек оказывался посильнее смерти!
После госпиталя — Владикавказское военно-пехотное училище, затем Суздальское, но кончить курс не пришлось: Марка перебросили на Брянский фронт. То была пора нашего наступления на многих направлениях, был взят Орел, прозвучал в Москве первый артиллерийский салют. Пришел и на нашу улицу праздник, воевать стало веселее!
Но война оставалась войной. Однажды Марку поручили как командиру разведки достать «языка». Вышли ночью. Моросил дождь. Ползком через топь с двух сторон наши подкрались к вражеской пулеметной точке, рванулись в бункер, скрутили фашиста, заткнули рот платком — и назад. Гитлеровцы опомнились, накрыли нашу группу смертоносным светом ракет и шквальным огнем. Все же Марк и его подчиненные избежали гибели и доставили «языка» целым и невредимым.
Белорусский фронт... Первый Украинский фронт... Встречи с польскими и чехословацкими воинами, дружба с ними, а потом — Карпаты, война в горах, непривычная, тяжелая, полная неожиданностей, и — четвертое ранение!
Сутки лежал он на поле боя. Снова смерть склонилась над Марком. Несколько часов бойцы искали своего старшину. Нашли. Смерть попятилась, но не сдавалась, шла по пятам в то время, как товарищи Шамаева на самодельных носилках, скользя на мокрой, раскисшей от дождей земле, то опускаясь, чуть не ползком, то поднимаясь, несли его через шесть гор.
Смерть обдавала его своим холодным дыханием и тогда, когда везли его в Краков, затем во Львов. Марк вечно благодарен тем двум бойцам, что вынесли его с поля боя, и тому азербайджанцу — хирургу, который повелел смерти: «Уходи! Тут тебе не место! Такие не умирают!»
Вот что рассказал мне «парень с Мамаева кургана». Имя его начертано на мраморе в Сталинградском пантеоне бессмертия. А он остался живым! Но Марк, сталинградец, не отделяет себя от тех, кто четверть века назад погиб в дни небывалого легендарного сражения.
Единый подвиг! Единая слава! И для тех, кто погиб, и для тех, кто сумел одолеть самую смерть.
ВОЗДУШНЫЙ БОЕЦ
Когда лейтенанта Георгия Токарева попросили рассказать о его первом воздушном бое, он сказал:
— Мой первый бой интересен тем, что меня в этом бою сбили.
И улыбнулся, и все увидели, как он еще молод, и после его необычного ответа все захотели узнать, что же он испытал, когда война в первые же несколько минут боя разом обрушила на него полную меру того страшного, что может пережить воздушный боец.
Судьбу человека на войне во многом определяет именно первый бой. Плохо, если первый бой сложится неудачно, это может на долгое время лишить человека уверенности в своих силах, воля его будет надломлена ожиданием второй неудачи. Токареву не повезло. Первый бой не дал ему окрыляющего опыта победы. В первом бою он пережил гибель самолета, близость смерти и мучительное чувство обиды.
В тот день сто двадцать «юнкерсов» в сопровождении сорока «мессеров» совершали бомбардировочный налет на город Ливны. Георгий Токарев — он был тогда сержантом — в паре с Закировым кинулся в то черное, воющее, еще незнакомое ему, что заполнило небо над маленьким городом. Двадцатилетний юноша из летной школы атаковал знающих, умелых убийц, громивших города Польши, Франции, Бельгии, Греции. Он умел тогда смотреть только вперед, а опытный истребитель, по выражению асов, поворачивает голову на 360 градусов, другими словами — видит, а если не видит, то чувствует всю глубину неба. Токарев развернулся для атаки, и тут их с Закировым разъединили «мессеры», и Токарева зажали и стали оттягивать в сторону, чтобы добить одинокого, и оттащили до линии фронта, и он дрался отчаянно, и его все-таки сбили.
Он умел тогда смотреть только вперед. Он видел перед собой одного из атакующих «мессеров», решил переиграть его на виражах и заложил такой чудовищный вираж, что в глазах у него потемнело, и он зашел все же в хвост тому «мессеру», но не видел других. Второй «мессер» оказался в хвосте Токарева в ту секунду, когда он испытал ни с чем не сравнимое чувство близкого и точного своего удара, восторженное чувство победы, и вдруг увидел, как огненные жгуты хлещут по мотору, по бакам.
Уже не было возможности спасти самолет, пламя его пожирало. Токарев долго не мог оторваться от горящего самолета и выбраться из кабины, высвободить парашют. Его бил встречный поток воздуха, с него сорвало шлем, очки, сапог с ноги. Растерзанный, полуживой, он высвободился в последнюю минуту и почти
