Александра Шарандаченко - Регистраторша ЗАГСА. Из дневника киевлянки

— Нет, это моя соседка.

— А где она?

— Ушла в село.

— Когда возвратится, пусть никуда не уходит. Так и скажите. Она нужна.

— Хорошо…

Сегодня очень тревожный вечер. Дом, где жила семья Балашевских, окружили полицейские. Они ищут Веру. Пусть ищут — не найдут.

20 февраля

Я зашла в зал в то время, когда говорил Форостовский. Обменялись взглядами с инспекторами, сидевшими поближе к двери. В глазах Петра Митрофановича увидела насмешливый огонек, и верно: что-то теперь нам скажет глава города, когда шило в мешке уже никак не утаишь? На коленях у меня лежало несколько книжек, сверху довоенное издание: «Сказки для детей дошкольного возраста» — подарок Маринке, конечно. С этой немудрящей книжки ближайшие мои соседи очей не сводили. А оратор со сцены говорил о том, что «нашим друзьям» много навредила итальянская армия, которая разложилась, стала небоеспособной. А тут еще эти беженцы, числом до тридцати тысяч. Они распускают вредные слухи, сеют смуту. Председатель внушал: надо, дескать, работать со всем, пылом души, брать пример с немецких воинов, жертвующих собой. Ведь участь «наша» (то есть Форостовского и прочих предателей) зависит от судьбы «освободителей». А потому хватайте «шептунов» и передавайте их гестапо. Церемониться нечего, гуманность ни к чему. Карать, наказывать всех непокорных, смутьянов! И вот еще что: обязательно приступить к организации противовоздушной обороны, ведь пока ничего еще не сделано.

Утолив жажду стаканом воды, оратор продолжал наставлять нас. Он напомнил, что в обязанности инспекторов входит и «поощрение хозяйственной деятельности населения». Необходимо, как выразился Форостовский, стимулировать развитие животноводства и птицеводства. Ведь это стыд и срам: на весь город семь индюков, несколько десятков кур и какое-то жалкое количество свиней. Плохо идет отел коров, а о кроликах вовсе забыли, тогда как для нашего пропитания «друзья» рекомендуют разводить именно кроликов (все остальное — для райха). «Главное, — высказал „голова“ свое подлое резюме, — сохранить спокойствие и нормальную жизнь города. С Советами немцы уже кончают. Временное отступление их вооруженных сил с целью сокращения линии фронта не должно пугать здравомыслящих».

Потом выступил начальник полиции, некий Сагайдачный. Этот говорил с польским акцентом. Мне тошно было слушать проходимца, и я потихонечку начала читать купленную для Маринки книжку. В нее исподтишка заглядывали соседи и жадно ловили заголовки: «О Чапаеве», «Два медведя», «У Ильича», «Письмо Ворошилову». Человек, сидевший справа от меня, которого я, помнится, где-то встречала, потихоньку спросил:

— Купили? Где?

— В книжном, возле оперы.

— Надо будет зайти туда. Мальчик бегает по улице, в школе не учится.

Вскоре совещание закончилось. Что же, пан Форостовский, спокойствие будет сохранено. Скорее бы только ваши друзья окончательно «сократили линию фронта» и оставили Киев вместе с вами!

23 февраля

Праздничное настроение не оставляло весь день. Дата ведь какая: День Красной Армии. Той самой армии, которую газета «Новое украинское слово» уже не раз уничтожала, разбивала наголову, стараясь убить в наших сердцах веру в то, что грянет все же гроза над захватчиками, испепелит их.

…Бреду сегодня на работу по талым водам, запрудившим улицы, и вижу: во дворе дома № 69 по Копыловской улице необычное оживление. Надо сказать, стоявший там на подпорках очень старый двухэтажный дом недавно снесен по распоряжению управы, и теперь на участке одиноко стоит огромная уборная. Вокруг нее суетятся немецкие солдаты. Их много — человек, пожалуй, сто. Вероятно, они из той воинской части, которая разместилась в соседнем доме.

Что же делают немцы? Я остановилась на мосточке нашей куреневской речки, не имеющей названия, и стала наблюдать. Ага, это утренняя муштра. Вот по команде выстроились, шагают, падают, затем бегут. Большинство солдат — пожилые, лысые, а двое — верить ли глазам? — горбатые. Быстро же иссякают резервы безумного «фюрера».

Рядом со мной остановился какой-то мужчина:

— Что это они делают?

— А вы что, не видите? Готовятся к решительному и окончательному удару и наступлению. Спасают Европу.

Человек от души засмеялся и, видимо, хотел что-то сказать в том же духе. Но в это время к нам направился полицейский в немецкой форме. Мы перевели глаза на русло речки и замолчали. А полицейский облокотился на перильце мосточка и сказал нам:

— Собираться на улицах группами запрещено, особенно в тех местах, где обучается немецкая армия.

Чтобы не фыркнуть со смеху, я быстро ушла. Незнакомец двинулся в противоположную сторону, по-дружески бросив мне: «До свидания».

Я не вытерпела и оглянулась. Полицейский в горделивой позе стоял на мосточке, а шеренги немцев брали атакой уборную — воображаемый опорный пункт.

Расписавшись о явке на работу, я встретила Петра Митрофановича. Спускаясь со мной со второго этажа, он тихонько произнес:

— Сегодня срочная встреча там же. Достал кое-что интересное…

Когда я была занята приемом контрольных списков на мартовские хлебные карточки, молодая женщина с моего участка вполголоса сказала:

— Наши уже в Золотоноше…

— Где вы об этом слышали?

— Да на базаре.

В День Красной Армии народ был щедр на радостные новости. И хотелось, так хотелось верить им.

…Весь день сегодня светило солнце. А сейчас, ночью, по небу шарят прожекторы.

8 марта

…Давно, так давно это было: торопясь в день 8 марта в школу, я знала, что после уроков меня ждет обязательный подарок от тебя, Михайлик. Но что же ты мне подарил в последний раз? Вспомнила: красивое, дорогое однотомное издание переписки А. С. Пушкина и большой шоколадный торт. Школьники преподнесли мне чайный сервиз — знак уважения к классному руководителю. Я скрыла от них свое недовольство таким подарком, мне куда больше была бы по душе обычная книжка с наивной и искренней детской надписью.

Утром меня разбудили три женщины с нашего участка. Сонная, испуганно смотрю на них: какое-нибудь несчастье? А они смеются:

— Пришли поздравить с нашим праздником! Сейчас ведь женщина женщину поздравляет. Мужчины-то на фронте.

Но кто же меня поздравляет? Лица знакомые, а фамилии не помню.

— Мы сейчас уйдем, рано еще. Вы спите. Забежали к вам по дороге, идем на Подол.

И быстро ушли, поговорив о чем-то на кухне с мамой. Заснуть я уже не могла. Со всех сторон обступили мысли. Мама, увидев, что не сплю, говорит: