Виктория Федорова - Дочь адмирала
Все планы Ирины рухнули. К тому же, уезжая из дому, она не смогла найти бумажку с Зоиным адресом и телефоном, которую актриса незаметно сунула ей в руку при встрече. А здесь, в Москве, она не знала никого, кто мог бы знать их. И боялась — особенно после исчезновения Зинаиды — обратиться за помощью на студию. Спрашивая, пришлось бы назвать себя и навлечь таким образом неприятности на мать с дочерью.
Прошло ровно семь лет с того дня, как Зоя поведала ей свою историю, и вот теперь Ирина вынуждена была признать, что всякая связь с героями этой драмы утеряна.
ВИКТОРИЯ
Возвращаясь к прошлому, я не могу с достаточной определенностью ответить на вопрос, какую роль играли в моей жизни мужчины. В Америке, где так много говорят о психологии и каждый поступок поддается определению в терминах подсознания, кто-то, возможно, и найдет ответ. А мне было всего девятнадцать, когда в мою жизнь вошел Ираклий, и жила я не в Америке, а в Москве. О Фрейде и психологии знают и у нас, но советским людям не до психоанализа. Ты такой, какой есть, и ты стремишься к лучшему, вот и вся философия. Мы не задумываемся, почему поступаем так или иначе.
Мне объяснили, что, поскольку я все время надеялась найти отца, я, скорее всего, видела его в каждом мужчине, с которым вступала в любовные отношения, и со временем эти отношения кончались крахом: это было неизбежно, чтобы отец мог уйти из моей жизни так же, как он ушел из жизни моей матери. Мне объяснили также, что я сама стремлюсь стать жертвой и лучше всего чувствую себя в этой роли, ибо свои детские годы провела cpeди людей, которые сторонились меня, считая врагом, тем самым внушая мне, что быть отвергнутой — мое нормальное состояние. Что мне сказать обо всем этом? Возможно, так оно и есть. И значит, этим все объясняется, и мне нечего больше сказать.
Ираклий учился в том же институте, что и я. Он занимался на режиссерском отделении, готовясь пойти по следам отца, известного в ту пору режиссера-постановщика. Ираклий был высокий, стройный, с каштановыми волосами и темными глазами. Очень красивый. Наполовину он был грузином, почему мамуля сразу же, еще до знакомства с Ираклием, невзлюбила его. Она никогда не забывала, что Сталин и Берия были грузинами.
— Все они тираны, — говорила она. — Дикие, необузданные люди, к тому же чудовищно ревнивые.
Ее мнение о грузинах — и об Ираклии в частности — меня ничуть не трогало, поскольку поначалу я им мало интересовалась. Он был для меня всего лишь одним из многих сокурсников. Я не обращала на него особого внимания, хотя видела, что он ко мне неравнодушен. Он часто поджидал меня возле нашего дома или у двери аудитории, где я слушала лекцию.
Однажды меня позвал к себе один из деканов нашего института и попросил быть повнимательнее к Ираклию.
— Он ведь совсем забросил занятия. Не ходит на лекции, только и знает, что торчит под дверью твоей аудитории.
— Но что мне делать? — спросила я. — Я не могу относиться к нему серьезно, он ведь совсем еще маленький.
На самом деле мы были одногодками, но какое это имело значение? Я вовсе не хотела тогда ни влюбляться, ни выходить замуж.
— Его отец очень расстроен, — продолжал декан. Будь поласковее с Ираклием.
Роман между нами начался, когда Ираклий находился дома, в Грузии, а меня послали на кинофестиваль, проходивший в той же части страны, но в другом городе. Ираклий оборвал телефон, приглашая меня к ним в гости. Наконец у меня выдался свободный день, и я подумала: почему бы и нет?
Я отправилась к ним на обед. После обеда его родители заговорили о чувствах Ираклия ко мне. Его мать сказала:
— Я же вижу — он действительно от вас без ума.
Тут вмешался отец:
— Просто голову потерял.
Я уставилась в чашку с чаем, от смущения не в силах поднять глаз. Интересно, каково сейчас Ираклию, который сидит напротив?
— Дорогая, вы должны наконец принять решение, — продолжала мать. — Нехорошо так обращаться с нашим сыном.
Мне бы прямо там положить этому конец, но я промолчала. К тому же Ираклий мне нравился. Я не была влюблена в него, как и в кого-либо другого, так что ни малейшей необходимости тут же покончить с этой проблемой не видела.
Когда мы оба вернулись в институт, я стала встречаться с ним чаще. Мы подолгу занимались вместе, и я всегда чувствовала его теплое, ласковое отношение к себе. Даже мамуле он, несмотря на грузинское происхождение, казалось, начал нравиться.
Так продолжалось полтора года. На третьем курсе мы поженились. Теперь-то я понимаю, что никогда не любила его, но в то время мне казалось, что это — любовь.
Мы поженились в январе, перед самой сессией, поэтому никакого медового месяца у нас не было. Из-за свадебного стола мы сразу перебрались в мамулину квартиру, где и началась наша совместная жизнь. Муж с женой и мать одного из новобрачных в двухкомнатной квартире — не самое лучшее решение, но у нас не было выбора. Я была прописана в этой квартире, и нам ничего не оставалось, как наилучшим образом приспособиться к новой жизни.
С самого начала эти обстоятельства внесли дисгармонию в наши сексуальные отношения. Никогда нельзя было предугадать, когда в нашу комнату решит заглянуть мамуля. Отсюда то постоянное нервное напряжение, которое отмечало наши интимные отношения, и, если мы не сгорали от желания, легче было отложить любовь до следующего дня. Наши попытки найти выход в отсутствие мамули тоже не привели ни к чему хорошему. Акт любви превращался в какое-то трусливое, а потому обесцененное действо, как будто мы занимались чем-то недозволенным. Очень скоро секс и вовсе ушел из нашего брака.
А потом я поняла, что мы еще не доросли до брака. Мы были студентами и должны были думать об открывавшейся нам карьере. Брак — это созидание семейной жизни, а мы к этому были совершенно не готовы. Не знаю, чувствовал ли это Ираклий, но я чувствовала.
К тому же очень скоро я поняла и другое: мне не хватает столь необходимой мне заинтересованности, внимания и моральной поддержки мужа. Когда я обращалась к нему за помощью в трудные минуты, он растерянно, а порой и с досадой смотрел на меня и было ясно, что я ему помешала. Оторвавшись на мгновение от дел, он тут же принимался гладить меня по спине, словно домашнюю собачонку, от которой надо поскорее отделаться.
Ираклий был спокойным и умным, но в его жилах текла горячая грузинская кровь. Впервые я осознала это, когда мы однажды пошли играть в карты к одному из наших друзей. Пока мы играли, принесли вино, но мне и в голову не могло прийти, что Ираклий может напиться. Не помню, что вывело его из себя, но он вдруг схватил за горлышко пустую бутылку и разбил ее, швырнув назад через плечо. При этом он не спускал с меня глаз, и я поняла, что в моем лице он прочел именно то, что хотел увидеть. Я была ошеломлена и смущена. Он схватил еще одну пустую бутылку и повторил свою нелепую выходку. Вскоре мы ушли.
