Мысли о войне - Теобальд фон Бетман-Гольвег
После того, как улеглась буря, грозно обнаружившая, вследствие вмешательства английского правительства в мароккские разногласия, призрак войны, и в Англии стали с разных сторон делать попытки к уяснению пользы и вреда проводившейся до сих пор политики. Небольшая группа либеральных политических деятелей резко выступила против внешней политики сэра Эдуарда Грея и требовала серьезного пересмотра политики английского кабинета, дальнейшее осуществление которой в том же духе должно было повлечь за собой серьезную опасность для общего мира. Характерна для этого времени одна статья английского еженедельника Nation, периодического издания, настойчиво выступавшего против всяких воинственных тенденций и объединявшего круг вдумчивых и влиятельных представителей идеи мирного улаживания конфликтов. В этом журнале в октябре 1911 г. появилась следующая заметка: «Окончание мароккского эпизода вернуло нам свободу действий…» Отношения между обоими соперниками предварительно должны были стать сердечными и доверчивыми, и тогда только явилась бы возможность говорить об ограничении роста морских сил. А это зависит от способности германской и английской дипломатии совместно работать для будущего. «Мы дошли до того, что везде и повсюду видим Германию, как Германия везде видит Англию, и всегда в позах враждебных и недоверчивых».
В этих кругах зашли так далеко, что стали требовать отставки сэра Эдуарда Грея, – требование, не имевшее никаких шансов на успех, так как в кабинете трио – Асквит, Грей и Хольден – цепко держалось друг за друга. Эти три либеральных империалиста, как еще в 1916 г. назвал их один близкий к лорду Хольдену деятель, нашли в лице Ллойд-Джорджа надежную опору во всех основных вопросах внешней политики, при чем и новый первый лорд адмиралтейства, Уинстон Черчиль также тесно примкнул к ним. Все же настроение внутри страны, по-видимому, убедило кабинет осенью 1911 года в необходимости сделать серьезную попытку улучшить немецко-английские отношения. Нация с ужасом увидела, как близко подошла она к бездне военной катастрофы, в то время как английский народ в массе своей так же мало хотел войны, как и народные массы Франции и Германии. Что глубокое волнение у нас не являлось искусственно созданным, а было результатом обострившегося – благодаря речи Ллойд-Джорджа – антагонизма обеих стран, хорошо понимали по ту сторону канала; там не могли закрыть глаза на дальнейшие последствия этого, которые нашли себе выражение в захватившей широкие немецкие круги агитации в пользу усиления флота. Но как раз это напряжение в общественных настроениях обеих стран действовало парализующе на зародившуюся в них идею сближения. В то время, когда в Германии уже с августа все, кто придавал усилению нашего флота решающее значение для безопасности страны, бурно требовали нового судостроительного законопроекта, в Англии, считавшей первенство своего флота вопросом жизни, старались предотвратить предстоящую необходимость нового грозного увеличения морских расходов усиленными указаниями на то, что увеличение немецкого флота несовместимо с улучшением немецко-английских отношений. Речи английских министров подчеркивали, что Англия сделает все возможное, чтобы остаться на прежней высоте и сохранить прежнее численное превосходство своего флота над германским. Так, с самого начала, в желание сближения вплетались с обеих сторон нити, которые очень трудно было распутать.
В первых числах декабря император изъявил свое согласие приступить к выяснению точки зрения английских государственных деятелей. Руководящей мыслью для нас было установление некоторого общего политического единомыслия для перехода затем к соглашениям детального характера. Напряженное мировое положение вызывалось, собственно говоря, той уверенностью, с которой полагалась на английскую поддержку франко-русская политика, в конечных своих целях определенно нам угрожающая. Англия, правда, заявила, что она никогда не оставляла Франции никакого сомнения в том, что не станет поддерживать ее нападение на Германию, если оно не будет провоцировано последней. Но такие заявления не могли иметь решающего значения, раз они были сделаны in camera caritatis (дружески-конфиденциально). После того как Франция в мароккском кризисе только что на глазах всего мира получила со стороны Англии такое убедительное доказательство самой крепкой дружбы, надеяться на постепенное уничтожение мысли о реванше, как раз теперь оживавшей под руководством Пуанкаре, можно было только в том случае, если бы решение Англии установить с Германией добрые отношения было выявлено прямо и открыто в форме документа. И только таким образом казалось мне возможным освободить обсуждение вопроса о флоте в Германии от той нервности, которая в конечном счете возникла в результате существующей группировки держав.
Беседа германского посла в Англии с сэром Эдуардом Греем, состоявшаяся незадолго до Рождества, казалось, обещала довольно благоприятные перспективы. Затем, в конце января в Берлин без всякого шума приехал сэр Эрнест Кессель, известный английский финансист, и, ссылаясь на общее поручение Грея, Черчиля и Ллойд-Джорджа, вручил императору меморандум, содержание которого приблизительно сводилось к следующему: признание английского перевеса на морях, отказ от расширения германской судостроительной программы, по возможности, даже сокращение ее; со стороны Англии – обещание не ставить препятствий нашему колониальному расширению, обсуждение и поддержка наших колониальных устремлений, поддержка проектов и всякого рода заявлений, сводящихся к взаимным обещаниям не принимать участия в агрессивных планах или комбинациях, направленных против Англии или Германии.
Кессель увез с собою ответ, который приветствовал все шаги, направленные к улучшению отношений, и заявил о нашем согласии на указанные предложения, с тем лишь ограничением, что в вопросе о флоте нашей платформой оставалась наша судостроительная программа плюс выработанный законопроект. Было указано, что в ближайшее время был бы желателен визит сэра Эдуарда Грея. Вскоре через того же посредника нам сообщили о готовности Грея явиться для личных переговоров в Берлин, в случае если заключение договора представляется обеспеченным, и о намерении английского кабинета послать военного министра Хольдена с частной миссией для выяснения этого в Германии. При дальнейшем ведении неофициальных предварительных переговоров, мы дали знать в Лондон, что в вопросе о новом судостроительном законопроекте возможны уступки, но, конечно, только при одновременном предоставлении нам достаточных гарантий в дружественной ориентации английской политики.
8 февраля лорд Хольден прибыл в Берлин. Наша продолжительная и интимная беседа приняла самые дружеские формы и велась с очень большой откровенностью. Хольден настойчиво подчеркивал, что влиятельные лица Англии стремятся к созданию не только лучших, но даже дружественных отношений. На следующий день Хольден имел собеседование с императором,
