Ирина Кнорринг - Золотые миры.Избранное

14/ IV, 1925

«Сонно падают ресницы…»

Сонно падают ресницыВ жутком шорохе тоски.Тихо вслед за плащаницейУплывают огоньки.

Как мигающие свечи,Даль прозрачна и чистаВ этот тихий, звёздный вечерПогребения Христа.

Нежный ветер треплет локон,Тихо стонет и звенит.И в разрезах чёрных оконОтражаются огни.

И по стенам пляшут тени,Ускользая в темноту,Обещая воскресеньеОтошедшему Христу.

Лишь в душе, как буревестник,Шевелится гнёт глухой:«Не воскреснет, не воскреснетВсё, убитое тоской».

И блестящей вереницей,Трепеща, как мотыльки,Тихо вслед за плащаницейУплывают огоньки.

17/ IV, 1925

Баллада о ликвидации

I. «1 мая. Сыграл горнист в последний раз отбой…»

Сыграл горнист в последний раз отбойИ замолчал.Рванул по соснам ветер удалойИ закачал.

Звучит, звучит весёлое «ура»,Поёт кларнет.И раздаются за окном с утраШаги кадет.

Как саваном, закутал небосводСедой туман.Что впереди? Какой зловещий сон?Какой обман?

Те ждут и не дождутся переменИздалека.Скользит тревожно вдоль холодных стенВзгляд старика.

Глухой тоски больных и серых днейПрошла пора.В четвёртой роте громче и сильнейЗвучит «ура».

В глухую даль, туда, в морскую мутьТы не гляди.Какой-то новый, длинный, трудный путьТам — впереди.

II.«2 мая. Ползут по дороге тени…»

Ползут по дороге тени,Сливаясь в ряд.В периоде разрушеньяЛагерь Сфаят.

На сердце думы упали,Будто свинец.Всегда нестерпимо печаленВсякий конец.

Слышишь там грохот чёткийИ треск, и рёв?Там рушат перегородкиИз топчанов.

Всё рушат теперь, послушай,Всё валят вниз.И звонко кричит Илюша,И лает Бимс.

И в клубах мохнатой пылиКипит Сфаят.Мы, кажется, позабыли,Что это — ад.

Мне грустно, когда смеютсяТеперь, сейчас…— Сегодня всё соберутсяВ последний раз.

III. «Наступают последние дни…»

Наступают последние дниИ последние ночи.Ветер западный в соснах звенитИ пророчит.

Виснет в воздухе нервная жуть,Вздох и трепет.Впереди — неизвестный путь…— Будем слепы.

Словно делают всюду гробы —Щепки, стружки…Всё равно — не уйдёшь от судьбы. —И не слушай!

Мы хороним, хороним Сфаят.Вянут влажные ночи,Только вещие совы кричатИ пророчат.

Только толпы арабов босых,Словно коршунов стая,Жадно бродят вдоль окон пустых,Озираясь.

Верно — чуют добычу они,Чуют падаль!…Догорают последние дни,Как лампада.

IV.«5 мая. Как с похорон, вернулись с провод…»

Как с похорон, вернулись с провод.Вставала круглая луна..Звенел на небе тонкий проводИ поражала тишина.

Нас с визгом встретили собаки,Сливаясь в тёплой, лунной мгле.И стали страшными бараки,Теперь похожие на склеп.

Мы молча шли. И в каждом шагеЗвучали вещие слова.Слетела ночь на мёртвый лагерьИ громко плакала сова.

И где звенели звуки горна,Где было шумно и светло,Там, в чёрном мраке окон чёрных,Казалось, что-то умерло.

Уже тревога сердце сжалаИ небывалая тоска.Те, кто остались, — как их мало —Все собрались у гамака.

И ночь цвела. И колыхаласьНа небе синяя звезда.— Немного времени осталось,И нас проводят навсегда.

V. «Всё в прошлом. Весёлые шумы…»

Всё в прошлом. Весёлые шумы,На стенах — сплетенье лучей.Тревожные, тихие думыХолодных, дождливых ночей.

Тоски моей, душной и томной,Мне кажется, сделалось жаль,Обиды, казалось, огромной,Огромной, как синяя даль.

Так было. И сердце дрожало,И взгляд был тревожен и строг,И в сердце возникло немалоБольших, ненаписанных строк.

Мне жалко вас, книги на полке,Катушки вдоль белой стены,И куклы бумажные с ёлки,И страшные, нервные сны…

Вот пачка бумаги, тетрадок,Я всё отнесу и сожгу.Мой мир был здесь жалок и гадок,Он — новый — на том берегу.

Большой, равнодушный, угрюмый,Без слёз и без ярких лучей,Без вас, мои грустные думы,Под шум однозвучных дождей.

VI. «За морем — новая тревога…»

За морем — новая тревога,Большой, тревожный и новый мир…Совсем заглохшею дорогойМы поднимались в Джебель-Кебир.

Места знакомые, родные,И каждый камень в белой пыли,Быть может, ближе, чем Россия,Родней и ближе родной земли.

Пустые стены и казематы,Мертво и пусто, тихо, темно…Здесь помещался класс когда-то…Здесь танцевали… не так давно…

В конце глухого коридора,Где в церкви лился дрожащий свет —В душе сплеталось столько споров,Так много мыслей… Теперь их нет…

Молчат арабы часовые,По коридорам тюремный мрак…И воскрешают дни былыеЗдесь каждый камень и каждый шаг.

А там, за входом — яркость моря,Куда-то тянет морская даль…Здесь было счастье, и много горя,И много мыслей, которых жаль.

11/ V, 1925