Лев Толстой. Свободный Человек - Павел Валерьевич Басинский
Однако Толстого не сажали в тюрьму, не отправляли в Сибирь и даже не высылали в Англию, как его друга Черткова. Он жил в Ясной Поляне и продолжал писать о Церкви в еще более резких выражениях, чем до «Определения». Но сажали в тюрьмы и ссылали на Кавказ и в Сибирь тех, кто разделял его взгляды. И это было худшей казнью для Толстого, придуманной Победоносцевым, но принесшей совсем не те плоды, на какие он рассчитывал. Запрещение религиозных произведений Толстого в России и преследование распространявших эти взгляды способствовали широкой популяризации идей Толстого, в которых видели скрываемую государством и официальной Церковью правду. Так что главным популяризатором Толстого стал… Победоносцев.
С начала восьмидесятых годов виднейшие церковные лица — архимандрит Антоний (Храповицкий), архиепископ Херсонский и Одесский Никанор (Бровкович), архиепископ Харьковский и Ахтырский Амвросий (Ключарев), архиепископ Казанский и Свияжский Павел (Лебедев), известные священники, профессора духовных академий — публично спорили со взглядами Толстого, когда еще ни одно из его религиозных сочинений не было напечатано даже за границей. Библиография статей и книг, направленных против взглядов Толстого еще до вынесения «Определения», насчитывает около двухсот наименований.
После публикации в «Церковных ведомостях» «Определения» об «отпадении» Толстого от Церкви поток церковной критики не только не уменьшился (о чем говорить, если человек сам «отпал»?), но вырос в геометрической прогрессии. Ведь появился повод говорить еще и об «отпадении», которое почему-то сами же критики упорно называли «отлучением». Эта «ошибка» вкралась даже в сборник статей «Миссионерского обозрения» под названием «По поводу отпадения от Церкви гр[афа] Л. Н. Толстого», составленный советником Победоносцева Василием Михайловичем Скворцовым. В разделе «Содержание» эта книга названа «Сборником статей по поводу отлучения гр. Толстого».
Спор Толстого с Церковью или Церкви с Толстым с самого начала представлял собой образец «испорченной коммуникации». Толстой видел себя в роли обвинителя Церкви, которая должна покаяться в своих грехах: инквизиции, оправдании войн и смертных казней и т. д. Но в итоге сам оказался в роли обвиняемого, да еще и без права свободного голоса. В результате о «вредном» учении Толстого широкая публика узнавала со стороны обвинения, которую Толстой считал стороной обвиняемой.
Это породило множество проблем, которые Синод вынужден был разрешить своим «Определением». Необходимо было перед всей Россией (и прежде всего православного духовенства, которое в лице приходских батюшек тоже начинало увлекаться идеями Толстого) обозначить принципиальное расхождение Церкви с Толстым. И хотя расхождение это было многократно обозначено в статьях церковных публицистов и проповедях известных священников (скажем, отца Иоанна Кронштадтского), в этом вопросе всё еще продолжала оставаться неясность.
Процесс отлучения Толстого от Русской православной церкви проходил в несколько этапов. Впервые этот вопрос возник в 1888 году, когда архиепископ Никанор в письме редактору журнала «Вопросы философии и психологии» Николаю Яковлевичу Гроту сообщил, что в Синоде готовится проект «анафемы» (!) Толстому. Толстой был не единственным кандидатом на «анафему». В список попали поэт Константин Михайлович Фофанов и сектант Василий Александрович Пашков. Однако текст этого проекта неизвестен.
В 1891 году харьковский протоиерей Тимофей Иванович Буткевич в десятую годовщину царствования императора Александра III произнес слово «О лжеучении графа Л. Н. Толстого», где цитировал апостола Павла: «Но если бы даже мы или ангел с неба стал благовествовать вам не то, что мы благовествовали вам, да будет анафема». Эта проповедь не имела бы серьезного значения, если бы о ней не написали газеты. Церковные проповеди против Толстого к тому времени были нередким явлением. Так, юрист и друг семьи Толстых Александр Владимирович Жиркевич 10 декабря 1891 года пишет в дневнике: «Невероятно! М-me Крестовская говорила мне, что будто бы отец Иоанн Кронштадтский во время “глухой исповеди”[33] проклял Толстого, его учение и его последователей. Впрочем, наши священники способны и на такую нелепость; но как-то не верится, чтобы о. Иоанн, о доброте и милосердии которого ходят легенды, — сказал подобную нехристианскую пошлость».
В феврале 1892 года разразился скандал с публикацией в английской газете «Дейли телеграф» статьи Толстого «О голоде». Она была запрещена в России, но выдержки из нее в обратном переводе с английского были помещены в «Московских ведомостях» с таким комментарием от редакции: взгляды Толстого «являются открытою пропагандой к ниспровержению всего существующего во всём мире социального и экономического строя». Это был откровенный донос, который дошел до императора. Александр III приказал «не трогать» Толстого. Но при этом упорно ходила молва, что его хотят сослать в Суздальский монастырь «без права писать». Об этом сообщает в дневнике Софья Андреевна: «Наконец я стала получать письма из Петербурга, что надо мне спешить предпринять что-нибудь для нашего спасения, что нас хотят сослать и т. д.». А. В. Жиркевич также пишет в дневнике: «Про Толстого ходят в обществе самые безобразные слухи… вроде того что он заключен в Соловки».
Сегодня это звучит довольно абсурдно. Но суздальский Спасо-Евфимиев монастырь с XVIII века был местом заточения религиозных преступников. Например, там отбывали наказание старообрядческие епископы Аркадий, Конон и Геннадий; Толстой в 1879 году просил свою тетушку Александру Андреевну походатайствовать за них перед императрицей: «Просьба через нее к Государю за трех стариков, раскольничьих архиереев (одному 90 лет, двум около 60, четвертый умер в заточении), которые 23 года сидят в заточении в Суздальском монастыре».
Но слухи о наказании Толстого так и остались слухами. На самом деле у православных иерархов не было единодушия в отношении его.
В марте 1892 года Толстого в Москве посетил архимандрит Антоний (Храповицкий) — наиболее серьезный и последовательный его оппонент в печати. Подробности этой встречи неизвестны. Но в апреле Софья Андреевна писала мужу: «Вчера Грот принес письмо Антония, в котором он пишет, что митрополит здешний хочет тебя торжественно отлучить от Церкви. — Вот еще мало презирают Россию за границей, а тут, я воображаю, какой бы смех поднялся! Сам Антоний хвалит очень “Первую ступень” (статью Толстого. — П. Б.) и умно и остроумно отзывается о ней и об отношении к этой статье митрополита и духовенства».
Встреча с Антонием, по-видимому, не произвела на Толстого сильного впечатления. Но как человек он Льву Николаевичу понравился. Студенту Московской духовной академии, будущему «толстовцу» Ивану Михайловичу Трегубову он пишет: «Очень бы желал быть в единении с Вами и с милым Антонием
