Царь Иоанн IV Грозный - Александр Николаевич Боханов
Еще до начала вторжения на Русь, Баторию пришлось вести активную «дипломатическую работу», чтобы дезавуировать посредничество по установлению мира с Москвой со стороны Рима. Он грезил о мировой славе, о невиданном триумфе, который принес бы ему разгром Московского Царства. Его милитаристские порывы полностью поддерживал Султан. Он прислал Баторию не просьбу, а требование – продолжать войну с Москвой, обещая помощь деньгами и предложив в его распоряжение пятидесятитысячную армию. Баторий поблагодарил за деньги, но от военной помощи отказался. Он не мог не понимать, что появление турецких войск в пределах его королевства сразу же вызвало бы повсеместное осуждение…
Поссевино прибыл в Вильно 13 июня 1581 года, а через три дня начались его переговоры с Баторием. Папский уполномоченный сразу успокоил Батория по поводу своей миссии в Россию. Основная ее цель: способствовать объединению церквей; что же касается военных действий, то Рим не собирается мешать грядущим «славным победам».
В тот же день, 13 июля 1581 года, Баторию поступило послание Московского Царя, написанное 29 июня, составленное исключительно в примирительном тоне и доставленное послом Короля Криштофом Держкой. Это был ответ на ультиматум Батория, который месяцем ранее он предъявил Царю, как условие заключения мира. Король выдвигал три требования: передать Польше всю Ливонию, выплатить огромную контрибуцию (400 тысяч золотых червонцев!) и ликвидировать («срыть») крепости на границе.
Царь Иоанн начал с того, что он – «Скипетродержатель великих государств и царств, царь и Великий князь… по Божиему изволению, а не многомятежному человеческому желанию»[428]. Здесь явно содержался намек на ущербность звания Батория, ставшего Королем в результате выборов. Однако далее эту тему Иоанн не развивал; он старался соблюдать династический «политес», чтобы зря не раздражать сильного врага.
Затем попунктно он прокомментировал условия ультиматума, согласившись только на определенные уступки: передать Полоцк, который Баторий и так захватил, и отдать территорию Ливонии, которая Руси в тот момент уже и так не принадлежала. И все. Сославшись на исторические хроники, Царь все равно подтвердил, что Ливонская земля – искони принадлежала Руси и никогда не принадлежала ни Литве, ни Польше. Из этого с несомненностью следовало, что Москва не намерена терять историческую память и еще вернется в будущем к этому вопросу.
Ни о какой контрибуции Царь и слышать не хотел, так как такие отношения приняты только в «басурманских странах», но никогда – в христианских. Что же касается уничтожения крепостей, то на подобное Баторий не может рассчитывать. Он Царь, он хозяин в своей земле, в своем Царстве, и никто иной не вправе в чужом доме распоряжаться. Заключая свое обширное послание, Иоанн Васильевич написал: «Мы ведь советуем добро и для себя, и для тебя, ты же несговорчив, как онагр-конь[429], и стремишься к битве; Бог в помощь! Мы же во всем возложили надежду на Бога – если Он захочет, то облагодетельствует нас силою своего Животворящего Креста. Уповая на Его силу и вооружившись крестоносным оружием, ополчаемся силой Креста против своих врагов»[430].
Баторий, получив послание Иоанна, разгневался не на шутку. Ему со всех сторон трубили в уши, что Иоанна все ненавидят, что он трус, погрязший в разврате и физически совсем разложившийся. Да стоит ему, Королю, захотеть, этот «ничтожный трус», это «новый Нерон», «этот Иуда» исчезнет навеки с лица земного! Баторий, возомнивший себя всемогущим, решил поквитаться на поле брани с Царем, но накануне третьего похода на Русь отправил Иоанну послание, где излил накопившуюся ненависть.
«Возьми в руки оружие и сядь на коня, – неистовствовал Король, обращаясь к Иоанну. – Мы назначим время и место, и ты сможешь доказать, муж ли ты и насколько веришь ты в справедливость своего дела. Это мы докажем с помощью меча. В этом случае прольется меньше христианской крови. Согласен ли ты на это – дай нам знать, и мы сразу же прибудем… Если ты не примешь мое предложение, то ты тем самым вынесешь себе приговор и покажешь, что в тебе нет ни правдивости, ни королевских помыслов, и тобой владеет не мужской, а бабий дух. Но что бы ты ни сделал, примешь ли вызов или пустишься в бега, Господь будет с нами, и истина и справедливость восторжествует. Ты же пойдешь путем погибели!»[431]
Напророчествовав гибель Царю, Баторий продолжил кровавое дело на Русской земле. Провидец из бывшего трансильванского наместника вышел никудышный. В итоге все оказалось совсем наоборот. Именно он бросил свою армию, потерпев полный провал под Псковом, именно Баторию пришлось бросить поле боя и ночью бежать в свое королевство. А за ним вслед, побросав вооружение и припасы, побежала и выжившая часть королевского воинства, вместе с прелатами и европейскими проститутками.
И до конца дней своих Баторий не забыл того позора, все никак не мог успокоиться – и вынашивал планы вторжения на Русь, нового, четвертого крестового похода. Но желающих воевать найти было трудно, так как деньги кончились, кругом одни долги, а без денег кто же будет сражаться за «святое дело»! Но все мечты и надежды рухнули в одночасье, когда Баторий в 1586 году умер в Гродно, где «чертил планы» новой войны с Россией. Летом же и в начале осени 1581 года все выглядело для Батория радостным и обнадеживающим…
Посредник «по установлению мира» Поссевино 18 августа 1581 года прибыл к Царю в городок Старица на берегу Волги, в нескольких десятках верст западнее Твери. Ранее это был центр удельного княжества, упраздненного в 1566 году. Папского посланца встретили торжественно, были официальные приемы, парадные трапезы, обмен подарками, а Иоанн удостоил его шестью аудиенциями. При этом Поссевино заметил, что Царь после каждой аудиенции тщательно мыл руки в золотом тазу, чтобы оградить себя от заразы, под которой подразумевалось общение с католиками…
Переговоры велись три недели, и в центре их все время находился один вопрос – установление мира «между христианскими государями». Поссевино пытался донести мысль, что Рим не
