выступал с публичными лекциями о философии, эстетике, литературе. В 1924 году Бахтин вернулся в Ленинград, где работал в Институте истории искусств. 28 июня 1924 года он прочел там доклад «Проблема героя и автора в художественном творчестве». В декабре 1928 года Бахтин вместе с рядом других ленинградских интеллигентов был арестован в связи с деятельностью религиозно-философского кружка «Воскресение» во главе с Александром Александровичем Мейером (1874–1939), но уже 5 января 1929 года из-за болезни (множественный остеомиелит) был освобожден из заключения под домашний арест. 22 июля, во время нахождения в больнице, ученый был заочно приговорен к пяти годам Соловецкого лагеря, но благодаря хлопотам жены, Елены Александровны Околович (1901–1971), и друзей, приговор был заменен на пять лет ссылки в Кустанай. В июне 1929 года была издана первая монография Бахтина – «Проблемы творчества Достоевского». После окончания ссылки в 1936 году из-за запрета проживать в крупных городах Бахтин устроился на работу в Мордовском государственном педагогическом институте в Саранске, однако в 1937 году был вынужден уехать оттуда и до 1941 года жил на станции Савелово в Калининской области, где работал учителем в школе № 14. В 1938 году из-за осложнений остеомиелита ему ампутировали ногу. В 1940–1941 годах Бахтин принимал участие в секции теории литературы Института мировой литературы им. А.М. Горького Академии наук СССР (ИМЛИ), где выступил с двумя докладами по теории романа. В 1941–1945 годах он преподавал русский язык и литературу, историю и немецкий язык в школах города Кимры и села Ильинское. 15 ноября 1946 года Бахтин защитил в Москве в Институте мировой литературы кандидатскую диссертацию на тему «Рабле в истории реализма». В связи с тем, что возник вопрос, какую степень присуждать Бахтину, кандидатскую или докторскую, свой отзыв дал М.П. Алексеев, который писал: «Труд, имеющий значение научного открытия, поражающий обилием счастливых находок, полный свежих мыслей и плодотворных результатов, не должен получить несправедливой оценки. Присуждение автору кандидатской степени вместо докторской я, по своему глубокому убеждению, счел бы оскорбительным не только для автора, но и для достоинства советской научной критики, которая, полагаю, в состоянии резко отличить выдающееся исследование от простой кандидатской компиляции. С другой стороны, присуждение автору вместо докторской кандидатской ученой степени столь чрезмерно повысило бы требования, предъявляемые к кандидатским диссертациям, что сделало бы невозможным дальнейшие защиты большинства из них. Присуждение М.М. Бахтину степени доктора филологических наук считаю вполне справедливым и вполне им заслуженным. Никаких других предложений я со своей стороны сделать не могу и позволил бы себе настаивать именно на таком решении». В 1947 году Бахтин вернулся в Саранск, где до выхода на пенсию в 1961 году преподавал на кафедре всеобщей литературы Мордовского государственного педагогического института (с 1957 года – Мордовского государственного университета). В 1960 году Бахтин получил коллективное письмо от литературоведов – ученых Института мировой литературы В.В. Кожинова, С.Г. Бочарова, Г.Д. Гачева, П.В. Палиевского, В.Д. Сквозникова. Текст письма был написан В.В. Кожиновым. В нем говорилось: «Я обращаюсь к Вам от имени связанной совместной работой и дружбой группы молодых литературоведов, которые родились в год появления Вашей книги или одним-двумя годами позднее. Практически мы почти ничего еще не сделали. Но мы стремимся продолжать в своей работе дело Вашего поколения русской науки о литературе. <…>…Наибольшая ценность Вашей работы заключена для нас в ее методологии, дающей единственно верный путь к пониманию искусства слова, – методологии, которая не вкладывает в произведение априорно сочиненные абстракции какого-либо рода «идей», но стремится раскрыть все многогранное художественное содержание, глубоко исследуя объективную и конкретную реальность формы произведения. Этому мы учимся у Вас. Не менее интересен для нас и другой Ваш труд, недавно нами «открытый», – «Франсуа Рабле в истории реализма». Сейчас мы с наслаждением изучаем эту фундаментальную работу. Наша собственная «продукция» ограничивается десятком небольших статей; в настоящее время мы заканчиваем первый том нашего совместного детища – «Теория литературы. Основные проблемы в историческом освещении» (в Институте мировой литературы имени Горького). И если нам удастся высказать нечто полезное и существенное, мы будем во многом обязаны этим и Вам». 30 мая 1967 года Бахтин был реабилитирован по делу 1928–1929 годов по постановлению Ленинградского городского суда. В 1969 году при содействии главы КГБ Ю.В. Андропова, который поручил подыскать приличную квартиру для литературоведа, Бахтин переехал из Саранска в Подмосковье, а потом в Москву. В 1970 году он был принят в Союз писателей. Михаил Михайлович Бахтин умер 7 марта 1975 года в Москве и был похоронен на Введенском кладбище.
М.М. Бахтин
Одной из центральных идей Бахтина является идея диалога, раскрытая на примере анализа творчества Достоевского как полифония, т. е. многоголосие. Ученый утверждал: «Роман как целое – это многостильное, разноречивое, разноголосое явление. Исследователь сталкивается в нем с несколькими разнородными стилистическими единствами, лежащими иногда в разных языковых планах и подчиняющимися разным стилистическим закономерностям». Рационализм он считал предрассудком, а постижение сущности – возможным только благодаря интуиции («эстетическому видению», «любовному созерцанию»). Иррациональные моменты в своей философии Бахтин обосновывал посредством эстетики, поскольку в художественном творчестве всегда присутствует важный иррациональный компонент. Бахтин утверждал: «За то, что я пережил и понял в искусстве, я должен отвечать своей жизнью, чтобы все пережитое и понятое не осталось бездейственным в ней». Ученый полагал, что «эстетика словесного творчества много бы выиграла, если бы более ориентировалась на общую философскую эстетику, чем на квазинаучные генетические обобщения истории литературы; к сожалению, приходится признаться, что важные явления в области общей эстетики не оказали ни малейшего влияния на эстетику словесного творчества, существует даже какая-то наивная боязнь философского углубления; этим объясняется чрезвычайно низкий уровень проблематики нашей науки». Бахтин утверждал: «Автор произведения присутствует только в целом произведения, и его нет ни в одном выделенном моменте этого целого, менее же всего в оторванном от целого содержании его. Он находится в том невыделимом моменте его, где содержание и форма неразрывно сливаются, и больше всего мы ощущаем его присутствие в форме. Литературоведение обычно ищет его в выделенном из целого содержании, которое легко позволяет отождествить его с автором – человеком определенного времени, определенной биографии и определенного мировоззрения. При этом образ автора почти сливается с образом реального человека. Подлинный автор не может стать образом, ибо он создатель всякого образа, всего образного в произведении. Поэтому так называемый образ автора может быть только одним из образов данного произведения (правда, образом особого рода). Художник часто изображает себя в картине (с краю ее), пишет и свой автопортрет. Но в автопортрете мы не видим автора как такового (его нельзя видеть); во всяком случае, не больше, чем в любом другом произведении автора; больше всего он раскрывается в лучших картинах данного автора. Автор создающий не может быть создан в той сфере, в которой он сам является создателем. Это natura naturans (лат. «природа порождающая»), а не natura naturata (лат. «природа порожденная»). Творца мы видим только в его творении,
