Рефат Аппазов - Следы в сердце и в памяти

После приобретения второго жилья мы с женой некоторое время находились в состоянии неопределенного равновесия, блуждая между двумя квартирами. Чтобы окончательно переехать, нужны были две вещи: ордер на квартиру и дрова. Постепенно на тех же детских саночках мы перевезли не только свои вещи, но и небольшое количество дров, которые были на прежней квартире. Затем с одним из наиболее отчаянных своих друзей я несколько раз по ночам ходил в лес, который находился совсем рядом, чтобы притащить пару-тройку небольших деревьев. Это занятие я почему-то не считал воровством, хотя, по существу, оно и было таковым. Мы, вероятно, вовремя осознали опасность подобного промысла и не стали злоупотреблять. Наши действия, конечно же, были вызваны не желанием присвоить государственное добро, стремлением получить эти проклятые дрова без оплаты, а безысходностью. Нельзя было в то время просто прийти на дровяной склад и приобрести дрова, оплатив их стоимость и доставку. На всё требовалось разрешение, которое добывалось нелегко. Надо было подать в завком (заводской комитет профсоюзов) заявление, которое визировалось руководством жилищного управления, с указанием занимаемой площади и типа помещения, требующего индивидуального отопления. С этим заявлением вы шли к начальнику склада, который давал указание выписать соответствующий наряд (при наличии дров). Далее - в бухгалтерию, где вам выписывали документ для оплаты. После того, как вы принесёте из кассы квитанцию об оплате, вам возвращали наряд на получение дров. Параллельно с этим надо было в транспортном цехе заказать грузовую машину, что требовало таких же, если не ещё больших усилий, и оформить соответствующие документы. "Левых" машин в то время не было. После всех этих мытарств чаще всего либо машина не подходила в назначенный день, либо дров уже не оказывалось. Если же ужасно повезёт, вам на складе указывали на груду беспорядочно разбросанных трёхметровых сырых, обледеневших брёвен и разрешали набрать положенную кубатуру. А у нас прописки по новому адресу не было, так как волокита с выдачей ордеров затягивалась до неопределённого времени, и, следовательно, никаких законных прав на приобретение этих злополучных дров у нас не было.

Я описываю этот незначительный эпизод из прошлой жизни, чтобы на небольшом примере показать одну из особенностей распределительной системы, обеспечивавшей подобными методами принципы "справедливости" в нашем обществе. Молодое поколение об этом времени почти ничего не знает, а люди, которым сейчас за шестьдесят, зачастую предпочитают помнить только дешевую колбасу, за которой часами простаивали в очередях, и готовы ради неё опять "отдаться" коммунистам, напрочь позабыв все совершенные ими преступления, и не только в одной стране, а буквально во всех уголках мира. Впрочем, эта тема совершенно другого разговора.

Как бы там ни было, мы довольно быстро приспособились к новым условиям жизни, перезнакомились с ближайшими соседями и начали готовиться к первой весне, чтобы земля не пропадала даром. В связи с этим вспоминается один почти анекдотический случай.

Один из соседей, несколько чудаковатый человек лет на 10-12 старше меня, с которым мы частенько шагали через заснеженное поле, отделявшее наш поселок от основной части города, поделился со мной некоторыми своими "соображениями".

- Скоро весна, - говорил Д.И., - надо будет что-то посадить на участке, а удобрений мы не достанем. Я, Рефат Фазылович, придумал, как решить эту проблему, советую и вам. Присмотритесь к моему участку - он размечен по снегу ровными линиями на клеточки, наподобие шахматной доски. Для чего я это сделал? Мы с женой каждый раз, когда появится необходимость сходить по нужде, не отправляемся в туалет, а систематически, клетку за клеткой, заполняем своим "добром" площадь будущего огорода. Таким образом мы рассчитываем до мая равномерно обработать до двух соток. На первый сезон этого вполне достаточно. Как вы на это смотрите? - спросил он, очень довольный своей идеей и тем, что так бескорыстно поделился своим открытием.

- Но ведь соседи увидят, неудобно этим заниматься средь белого дня у всех на глазах! - пытался я возразить. Но мои сомнения тут же были опровергнуты:

- Рефат Фазылович, при определённой настойчивости можно приспособить свой организм к тому, чтобы позывы появлялись только поздно вечером, когда никто вас не увидит за этим делом. Мы с женой этого уже добились. В конце концов, какая разница, где сидеть: в туалете с щелями или на открытом воздухе?

Тема была исчерпана, и мне оставалось только пожелать ему успехов в его "больших" делах.

Этого человека занимала ещё одна проблема, сомнениями в решении которой он поделился со мной.

- Вот посмотрите, Рефат Фазылович, - говорил он, - мы с вами каждый день пересекаем это снежное поле туда и обратно. А каково направление нашей тропинки? Видите, как она вихляет то направо, то налево без всяких на то причин. Разве нельзя было бы её выпрямить и шагать по тропинке прямой, как стрела? Вот я и придумал: как только выпадет свежий снег, встать раньше всех, пока никто своими следами не испортил дорожку, и пройтись строго по прямой линии. А все следующие пойдут по моим следам и образуется в результате совершенно прямая тропинка.

- Ну и как? - поинтересовался я после проведенного им эксперимента.

- Знаете, Рефат Фазылович, ничего не могу понять. Я становлюсь у нашего края поля, намечаю ориентир на противоположном конце и иду прямо на него, стараясь не отклоняться в сторону. А когда дойду до конца и поворачиваюсь назад, дорожка опять оказывается зигзагообразной, правда, не в такой сильной степени, но всё же. В чём дело, как вы думаете?

- Может быть вы, Д.И., накануне хлебнули лишнего? - чуть поддразнил я его, зная, что он человек совсем непьющий.

Было у него и множество других идей, обсуждение которых происходило, как правило, по утрам по пути на работу. Однажды ему удалось склонить Сергея Павловича на проработку довольно авантюрной идеи по замене дорогостоящих дюралевых тонкостенных баков на ракетах на баки из... бетона. Абсурдность идеи была очевидна, и тем не менее какое-то полезное время и ресурсы на это были потрачены. Видимо, С.П. шел иногда на такие вещи сознательно только ради поощрения в принципе свежих идей, а не из-за того, что верил в перспективность каждой из них. Влияли на подобные решения и опасения прослыть "зажимщиком" рацпредложений, исходящих от рядовых работников. Ведь все находилось под строгим партийным контролем, а С.П. не был ещё тем С.П., которым стал позже; в эти годы даже членом партии он не был.

Тяжелым грузом лежали на его плечах годы заключения и ссылки. Были ли гарантии, что они не могут повториться? В эти первые годы возобновления своей работы в относительно нормальных условиях ему приходилось взвешивать каждый свой шаг, каждое слово, каждое действие, которые, бесспорно, контролировались, отслеживались, передавались куда надо специально приставленными на то людьми, заносились в пухлые досье и тщательно анализировались. Я совершенно убежден в том, что некоторых своих сотрудников он подозревал в подобной деятельности. Были наверняка и такие, о сотрудничестве которых с органами он знал точно. Несколько позже того времени, о котором сейчас ведем речь, начал работать заместителем начальника отдела научно-технической информации некто К., известный как один из доносчиков, по чьей милости С.П. в 1938 году был арестован. Когда, желая предостеречь С.П. от возможных неприятностей в будущем, посоветовали ему избавиться от такого близкого соседства, Сергей Павлович, говорят, ответил, что он предпочитает, когда враги находятся рядом. Вспоминаю ещё один эпизод. При одном из душевных разговоров С.П. поинтересовался, как я провожу свободное время, чем увлекаюсь, с кем дружу. Эту тему он, примерно, резюмировал так: "Не заводи близких друзей среди тех, с кем работаешь". Но разве это возможно? Не знаю, насколько он был прав, но определённый резон в его словах, несомненно, был.