Георг Форстер - Путешествие вокруг света

Отдохнув и подкрепившись, мы расстались с сей мирной обителью патриархального гостеприимства и отправились дальше, не обращая внимания на то, что некоторым из толпы индейцев, сопровождавшей нас, это, видимо, пришлось не по вкусу. Мы не ждали, что это недовольство принесет нам какие-то неприятности, наоборот, число наших провожатых уменьшалось по мере того, как большинство возвращалось в свои дома, а это нас устраивало. Несколько человек, оставшихся с нами, взяли на себя обязанности проводников, и скоро мы дошли до края долины. Здесь кончались хижины и плантации индейцев, перед нами теперь были горы, к которым вела сквозь дикие заросли утоптанная тропа, местами затененная высокими деревьями. В зарослях мы нашли различные растения, а также птиц, до сих пор еще неизвестных натуралистам. Вознаградив себя таким образом за свои труды, мы вернулись на берег, чему от души радовались наши индейские друзья и проводники.

На берегу, там, где шел торг, мы увидели большую толпу туземцев. Наши люди приобрели у них много аронника [таро] и других растений, но мало плодов хлебного дерева. Это было связано с поздним временем года, когда плоды оставались лишь на некоторых деревьях. Стояла сильная жара, и нам захотелось искупаться. Проток ближней реки, образовывавший довольно обширный пруд, представлял для этого наилучшую возможность. Вполне освежившись в его прохладной воде, мы к обеду вернулись на корабль.

После полудня стало дождливо и ветрено, ветер сорвал «Адвенчер» с якоря, однако быстрые действия команды позволили вскоре исправить положение. Поскольку плохая погода вынуждала нас оставаться на корабле, мы все это время приводили в порядок собранные нами растения и животных и зарисовали неизвестные прежде экземпляры. Хотя мы занимались сбором растений уже три дня, новых видов было открыто пока не очень много. На таком процветающем острове, как Таити, это может служить убедительным доказательством достигнутой его обитателями высокой культуры. Ведь будь он меньше возделан, благодатная почва в таком климате заросла бы сотнями видов диких трав, тогда как теперь трудно было встретить хотя бы несколько. Животных тут тоже было немного, и не только из-за незначительной величины острова, но и потому, что он отделен от всех материков. Кроме полчищ крыс, которым жители позволяют свободно бегать вокруг, не предпринимая никаких мер, дабы вывести их или хотя бы уменьшить их число, мы встретили здесь из четвероногих только свиней да собак. Куда больше тут разных птиц, да и рыбы такие разнообразные, что едва ли не всегда, когда индейцы предлагали на продажу свежий улов, можно было надеяться на открытие. Такое многообразие этого класса живых существ объясняется, конечно, тем, что они легко и беспрепятственно могут перемещаться из одной части океана в другую; по той же причине некоторые виды их, особенно в тропиках, можно встретить по всему миру.

Что до мира растений, то здешние условия можно назвать неблагоприятными для ботаники. Но тем более благоприятны они во всех других отношениях. Конечно, натуралист хотел бы найти побольше диких растений, которых, как уже было сказано, на Таити немного; зато тем больше здесь съедобных овощей и фруктов, таких, как ямс, аронник [Tapo], таитянское яблоко, бананы и плоды хлебного дерева. Всего этого, особенно первых трех видов, для которых как раз сейчас был сезон, туземцы приносили нам для обмена в таком количестве, что ими могли прокормиться команды обоих кораблей. Наши цинготные больные от такой здоровой пищи поправлялись буквально на глазах, да и все мы чувствовали себя необычайно хорошо, если не считать поноса из-за резкой перемены в еде.

Недоставало только свежей свинины. Эту нехватку нам переносить было тем более трудно, что на каждой прогулке мы встречали множество этих животных, хотя островитяне и старались прятать их от нас. Наконец они стали запирать их в подобие маленьких хлевов, построенных низко и сверху плоско покрытых досками, так что получалось нечто вроде платформы, на которой сами жители сидели или лежали. Мы всеми мыслимыми способами пытались уговорить их, чтобы они продали нам свиней, предлагая взамен топоры, рубахи и другие товары, которые здесь особенно высоко ценились. Все тщетно. Они твердили, что свиньи — собственность эри, короля[259]. Вместо того чтобы удовольствоваться таким ответом и воздать должное доброй воле людей, которые снабжали нас пусть не свиньями, но всем другим продовольствием, благодаря которому поправились наши больные, да и все мы подкрепились, кое-кто из команды предложил капитанам забрать необходимое количество свиней силой, а затем отдать жителям столько европейских товаров, сколько мог, самое большее, стоить похищенный скот. Этот тиранический, более того, низменный и своекорыстный замысел был отвергнут с достойным презрением и негодованием.

Наша ботаническая коллекция была все еще довольно скудна, так что ее зарисовка и описание доставили нам мало работы. Поэтому у нас имелось достаточно свободного времени, чтобы каждый день заново отправляться на экскурсию, как для того, чтобы найти побольше, так и для того, чтобы ближе наблюдать характер, нравы и нынешнее состояние местных жителей.

20-го в полдень вместе с несколькими офицерами я предпринял прогулку к восточной оконечности бухты. По пути нам встретился широкий ручей, слишком глубокий, чтобы перейти его вброд, поэтому мы решили сесть в индейскую лодку и благополучно на ней переправились. На другом берегу среди зарослей виднелось довольно большое строение. Приблизившись, мы увидели перед ним полотнища тонкой таитянской материи. По словам индейцев, их расстилают на траве после того, как выстирают в реке. Возле дома на шесте висел щит круглой формы, сплетенный из волокон кокосового ореха примерно так, как плетутся корзины; с наружной или лицевой стороны он был украшен блестящими зелено-голубыми перьями голубя, а также тремя дугообразными рядами акульих зубов. Я спросил, можно ли его купить. Мне ответили «нет»; вероятно, его повесили здесь, чтобы проветрить. Средних лет мужчина, отдыхавший в этом доме, пригласил нас сесть рядом, а когда мы это сделали, стал очень внимательно изучать мою одежду. У него на пальцах были очень большие ногти, чем он немало гордился. Я скоро заметил, что это почетный знак, ведь возможность отращивать такие ногти имеют те, кто не работает. Подобный обычай встречается среди китайцев, которые тоже весьма гордятся этим. Занесен ли сам обычай сюда из Китая, или же обоим народам, не имевшим между собой ничего общего, случайно пришло на ум одно и то же? Полагаю, ответить на сей вопрос не в силах даже проницательные Нидхэм или де Гинь[260].