Георг Форстер - Путешествие вокруг света

Вечером была снаряжена шлюпка, чтобы похоронить в море морского пехотинца по имени Исаак Тейлор, умершего сегодня утром после долгой болезни. С тех пор как мы покинули Англию, он постоянно страдал лихорадкой, чахоткой и астмой. Чем дальше, тем больше болезнь брала свое и наконец перешла в водянку, от коей он и скончался. Все остальные на корабле чувствовали себя хорошо, не считая одного человека, который был особенно предрасположен к цинге и, едва мы выходили в море, то и дело оказывался в постели, так что с великим трудом удавалось поддерживать его жизнь, несмотря на постоянное применение сильнейших профилактических средств. Однако и он, и те, что заболели цингой на «Адвенчере», весьма скоро выздоровели единственно благодаря прогулкам по берегу и ежедневной растительной пище.

На другое утро к нам подошли на своих каноэ несколько индейцев и попросили вернуть две лодки, захваченные у них накануне. Капитан Кук сам чувствовал, что вчерашнее происшествие свело на нет весь торг, ибо никто больше не поднимался на корабль и даже на воде можно было увидеть лишь нескольких индейцев. Поэтому он велел незамедлительно вернуть им каноэ, дабы восстановить добрые отношения с туземцами. Правда, это проявление нашей справедливости произвело действие не столь быстрое, как нам хотелось бы, но все же не осталось и без успеха, так как по прошествии двух-трех дней торговля наладилась по-прежнему.

Восстановив таким образом мир, мы отправились на берег собирать растения. Сильный ливень, прошедший ночью, сделал воздух заметно прохладнее, а нашу прогулку весьма приятной, поскольку жара набрала силу не так рано, как обычно. Дождь сделал всю местность еще красивее. Деревья и растения как будто заново ожили, освеженная земля в лесах источала дивное благоухание. Множество мелких птиц приветствовали нас своей оживленной утренней песней; еще никогда не слышали мы здесь такого хора, возможно потому, что еще никогда не выходили в путь так рано, а может, и потому, что утро было особенно прекрасным.

Не прошли мы и нескольких сотен шагов, как из лесу донесся громкий стук, точно там работали плотники. Этот звук возбудил наше любопытство, мы пошли на него и наконец увидели маленький навес; под ним сидели пять или шесть женщин. Расположившись по обеим сторонам длинного четырехугольного бруса, они отбивали на нем волокнистую кору шелковичного дерева, чтобы выделать из нее материю. Инструмент, коим они пользовались, представлял собой узкий четырехугольный кусок дерева, на котором по всей длине были вырезаны параллельные борозды; на каждой следующей из четырех сторон они были глубже и становились все ближе одна к другой. Женщины приостановили работу, чтобы мы могли осмотреть кору, колотушки и брус. Они показали нам нечто вроде клейкой жидкости в скорлупе кокосового ореха, которой время от времени обрызгивали отбиваемую кору, чтобы ее отдельные кусочки составили сплошную массу. Этот клей, изготовлявшийся, как мы поняли, из Hibiscus esculentus, необходим для работы, так как полотнища иногда достигают от 6 до 9 футов в ширину и 150 футов в длину, хотя состоят из отдельных маленьких кусочков. Для изготовления материи годится только кора молодых деревьев, вот почему на их шелковичных плантациях не встретишь ни одного старого дерева. Когда дерево достигает толщины одного дюйма, то есть возраста примерно двух лет, его срубают, не заботясь о том, что им не хватит деревьев, ибо едва срубят одно, как от корня его уже поднимаются молодые побеги. Так что, если давать им дожить до цветения и плодоношения, то они при таком быстром росте распространились бы, наверное, по всему острову. Туземцы предпочитают деревья как можно более прямые и высокие, любят, чтобы под кроной не было ни единого сучка, чтобы кора была гладкой и снималась длинными кусками. Как ее обрабатывают, прежде чем она попадает под колотушки, нам неизвестно. Женщины, которых мы застали за этим занятием, были одеты весьма бедно, в старые грязные лохмотья, а что работа была отнюдь не легкой, можно было судить хотя бы по их грубым, мозолистым рукам.

Продолжив свой путь, мы скоро достигли узкой долины. Благообразный мужчина, мимо хижины которого мы проходили, лежал в тени и пригласил нас отдохнуть с ним рядом. Увидев, что мы не против, он разложил на вымощенном камнями месте перед хижиной банановые листья и поставил стул, сделанный из древесины хлебного дерева, на который пригласил сесть того, кого счел среди нас старшим. Когда и остальные опустились на траву, он побежал в дом, принес несколько испеченных плодов хлебного дерева и положил их перед нами на банановые листья. Кроме того, он принес еще корзину ви, или таитянских яблок, и предложил нам угоститься. Угощение всем понравилось, прогулка и свежий утренний воздух возбудили в нас хороший аппетит, да и фрукты были превосходные.

Таитянский способ приготовлять плоды хлебного дерева (как и все прочие блюда, они пекутся в земле с помощью горячих камней) представляется несравненно лучшим, нежели наша варка. При такой готовке сохраняется весь сок, который сгущается от высокой температуры; при варке же в плод впитывается много воды и он много теряет во вкусе и сочности.

На закуску хозяин принес пять кокосовых орехов, которые открыл весьма нехитрым способом, причем наружные волокна оторвал зубами. Свежий светлый сок он перелил в пустую скорлупу спелого кокосового ореха и дал нам каждому по очереди. Люди здесь всегда держались благожелательно и дружелюбно, и иногда, если мы хотели, они продавали нам кокосовые орехи и другие плоды за стеклянные бусы. Однако такого поистине бескорыстного и гостеприимного человека, как этот, мы еще не встречали за время нашего краткого здесь пребывания. Мы сочли своим долгом, как могли, отплатить ему и подарили лучшее, что имели при себе: множество прозрачных стеклянных бус и гвоздей, чем он был крайне доволен.

Отдохнув и подкрепившись, мы расстались с сей мирной обителью патриархального гостеприимства и отправились дальше, не обращая внимания на то, что некоторым из толпы индейцев, сопровождавшей нас, это, видимо, пришлось не по вкусу. Мы не ждали, что это недовольство принесет нам какие-то неприятности, наоборот, число наших провожатых уменьшалось по мере того, как большинство возвращалось в свои дома, а это нас устраивало. Несколько человек, оставшихся с нами, взяли на себя обязанности проводников, и скоро мы дошли до края долины. Здесь кончались хижины и плантации индейцев, перед нами теперь были горы, к которым вела сквозь дикие заросли утоптанная тропа, местами затененная высокими деревьями. В зарослях мы нашли различные растения, а также птиц, до сих пор еще неизвестных натуралистам. Вознаградив себя таким образом за свои труды, мы вернулись на берег, чему от души радовались наши индейские друзья и проводники.