Георгий Косарев - Сердце прощает

Когда на опушку прибежали женщины, они увидели свежую воронку. Парнишка подорвался на мине, а Коля с двумя ребятами, отброшенные взрывной волной, лежали на глинистом бруствере окопа в бессознании.

* * *

После освобождения района Виктор Хромов по рекомендации Семена Комова был избран секретарем райкома комсомола. Эта новая для него работа почти не оставляла свободного времени. Надо было мобилизовать молодежь на укрепление колхозов, разрушенных захватчиками, восстанавливать комсомольские организации. В своем родном селе на должность комсорга он порекомендовал возвратившегося из госпиталя после ранения Бориса Простудина. Но не покидала Виктора мысль о судьбе Любы. Обо всем, что произошло с ней и с ее отцом, никто еще в деревне не знал. Да и как об этом сказать Марфе?

Виктор пришел к председателю колхоза Сидору Еремину, пришел за советом к партизанскому комиссару. Держать Марфу в неведении и дальше было нельзя.

И случилось так, что страшная весть о гибели Игната и Любы пришла к Зерновой в тот день, когда на опушке леса разорвалась брошенная немцами мина. И то новое горе сломило, казалось, вконец и без того разбитую несчастьями Марфу.

Целых полгода провела Марфа возле сына в областной больнице. Здоровье Коленьки шло на поправку. Все это время Марфа работала в прачечной при больнице.

Накануне выписки сына в больницу приехал Еремин.

- Вызвали на совещание председателей колхозов, вот решил проведать, сказал он. - Как с сыном-то?

- Слава богу, Сидор Петрович, выписывают.

- Так ты собирайся тогда, я с лошадьми здесь. Уберешься дома, приготовишь кое-что для Николая, - сказал Еремин.

- Да что мне в сарае моем готовить? - спросила Марфа. - Не дом название одно. До войны чулан был краше.

- Тут, Марфа, вот какое дело, - улыбнувшись, сказал Сидор. - Есть у вас теперь и дом, и надворные постройки, как положено. И все, как с иголочки.

Марфа смотрела на Еремина и не понимала: то ли он подшучивает над ней, то ли говорит правду.

- Откуда же дом взялся?

- Построили сообща, всем колхозом.

- Да будет вам, Сидор Петрович, - еще не смея верить услышанному, сказала Марфа. - Чем это я вдруг заслужила?

- Чем заслужила - народу виднее, так что об этом ты не думай.

* * *

Теплый майский день клонился к закату. Солнце повисло над дымчатым горизонтом и, казалось, не хотело покидать и безоблачное небо, и землю в свежеобновленной зелени, в аромате первых весенних цветов, в разноголосом радостном пении птиц. В селе царило необычайное оживление. Из дома в дом летела радостная весть: "Конец войне!" Из распахнутых окон доносился громкий говор, смех, песни, задорные переборы гармоники.

В конце села на широкой зеленой улице появилась повозка. У развилки дорог повозка остановилась. С нее слезла Марфа и подхватила на руки белокурого мальчика.

- Переночевала бы, Лукерья, у нас, а с утра бы и возвращалась, а? сказала она.

- Нет, Марфуша, как-нибудь в другой раз, а сейчас надо ехать. Здоровы бывайте, - сказала Лукерья.

- Ну что же, тогда счастливого пути. Спасибо тебе за все.

- Ты вот что, Марфа, - сказала вдруг старуха. - Не гневись больше на дочку, прошлого не воротишь. Да и не во всем была виновата она. Видела я, как трудно было Любе-то, билась она, бедная, как птичка в клетке, да вырваться не могла. Не поминай ее лихом, да и внучок твой - безвинное дитя.

Марфа, вытирая влажные глаза кончиком платка, тихо сказала:

- Хорошо, Лукерья, прощай пока.

- Баба-мама, куда ты? - вскрикнул мальчик и потянулся к старухе.

- Я приеду к тебе, не плачь, Володенька, - ответила Лукерья и хлестнула лошадь вожжами.

Телега заскрипела и вскоре скрылась за поворотом. Марфа, крепко прижав к себе мальчонку, медленно пошла к своему дому. Она шла твердой походкой, с высоко поднятой головой, стараясь ничем не выдать своего волнения. А люди то из одного, то из другого окошка глядели на улицу и не спускали с нее взгляда. Она не поворачивала головы, но сердцем своим, каждой клеточкой его ощущала - враждебных взглядов не было.

Только Наталья Боброва, стоя у дома соседки, слышно сказала:

- Смотри, Марфа-то все же тащит к себе маленького фрица! И для чего? Немцы всю жизнь ей испортили, а она, видите, какая добренькая! Взяла бы его и отдала в детский дом или отправила в Германию, и делу конец.

- Не по-русски ты как-то рассуждаешь, Наталья, не по-нашему, - с холодом в голосе ответила ей соседка и затворила перед ней калитку.

Марфа отвернулась от Бобровой и вошла в свой дом.