Владимир Романовский - Америка как есть

И что же, спросите вы. Чем это плохо?

Тем, что Моузес в плане личных вкусов и пристрастий был полной противоположностью Усманна. Идеал Моузеса был – шоссе, а по нему на большой скорости едут красивые автомобили. Все остальное было второстепенно, включая архитектуру и природный ландшафт. То, что архитектурный ансамбль Манхаттана сохранился, хоть и не без потерь – это просто чудо. Проектов по поводу великого города у Моузеса было много, и два изначальных проекта врагам Моузеса удалось похерить – не без титанических усилий. За этими двумя безусловно последовали бы другие.

Первый проект был – экспресс-шоссе через весь Даунтаун и Гринвич-Вилледж. Старые здания, уютные маленькие улочки, браунстоуны, кафе, церкви, библиотеки, бывшие богемные кварталы, деревья – все это подлежало сносу и вырубке ко всем чертям, чтобы проложить, в некоторых местах подняв на эстакаду, шесть скоростных автомобильных линий.

Второй проект был – дополнительная связь между нижним Манхаттаном и Бруклином. Автомобильная, естественно (никаких трамваев и пешеходов). Моузес хотел мост. По плану, манхаттанское основание этого моста должно было расположиться в Баттери-Парке, уничтожив его (естественно). Бруклинское основание предполагало частичный снос единственного красивого района Бруклина – Бруклин-Хайтс. Власти настаивали на тоннеле. В конце концов Моузес согласился и построил этот самый тоннель – самый длинный в Нью-Йорке. Почти две мили (три километра). Разумеется, ни о каких пешеходных хождениях по тоннелю речи быть не может.

Кстати говоря, заволновался лично уроженец Нью-Йорка Рузвельт! Услышав о том, что в Баттери-Парке будет скоро автомобильная развязка, железо, бетон, и так далее, он, перебрав все возможные планы препятствования, выбрал самый надежный – обратился в подчиненный ему военно-морской флот. (По Конституции, Президент становится главнокомандующим только во время военных действий, но на всякий случай вояки и моряки к просьбам Президента прислушиваются даже в мирное время).

«Да, господин Президент?»

«Про новый мост через Ист-Ривер слышали?»

«Сейчас, минутку. Эй, Джек, тут Президент интересуется, слышали ли мы про мост? Через Ист-Ривер?»

«Это который? Их несколько. Бруклинский, Манхаттанский, Уильямсбургский, Квинсборо, и который Моузес недавно построил, Трайборо».

«Новый».

«Нет, не слышали».

«Не слышали, господин Президент».

«Моузес собирается строить еще один мост. Там, где он собирается его строить, строить мост нельзя. Остановите проект, будьте так добры».

«Посмотрим, что можно сделать, господин Президент. Как жена, как дети?»

«Замечательно. Так посмотрите?»

«В кратчайшие сроки, господин Президент».

В случаях любого строительства, так или иначе касающегося водных пространств, последнее слово всегда имеет военно-морской флот. Подогнали линкор, поездили на нем по Ист-Ривер, перекурили, расправили тельняшки и написали заключение, что в случае бомбардировки этого моста, разрушенные его блоки перекроют вход в реку с океана, или выход из реки в океан. При этом, очевидно, моряки с большим трудом делали серьезные лица. Моузес очень злился и писал гневные письма во все правительственные инстанции, ездил сам и шумел, но моряки стояли на своем. Он сдался и построил тоннель.

Но городом Нью-Йорком Моузес не ограничился. Началась уже упомянутая первая, слабая волна субурбизации, и он принял в этом деле горячее участие, лихо тратя деньги Нового Договора.

Вид железнодорожных путей вызывал в Моузесе приливы ненависти. Везде на территории страны, где строились под его командованием шоссе, рельсы вырывались с корнем (трамвайные тоже). Железнодорожные компании выкупались и распродавались как металлолом вместе с поездами. Рубили безжалостно лес.

Появились первые субурбические поселения. Впервые в истории человечества был нарушен непреходящий социальный закон – распределение населения города и деревни по профессиям. В городе живут представители городских профессий, а в деревне живут фермеры. Теперь, с благословения Форда и Моузеса, городскому жителю предлагалось «убежать от городской толчеи и шума», от загазованности, от дыма, от суеты – «на природу», с которой одновременно боролись. Стали строиться первые субурбические дома и поселки – нового, невиданного типа. Улицы в них делались непомерно широкими, рассчитанными на передвижение на большой скорости на четырех колесах, и совершенно не рассчитанными на передвижение пешком. Деревенские дома должны сочетаться с природой и с психологией человека. До Моузеса по всему миру люди об этом прекрасно знали, и фасады на деревенской улице ставили друг напротив друга на таком расстоянии, чтобы было уютно, и чтобы все чувствовали себя соседями. В субурбии такое невозможно – субурбия признает только шоссе и автомобиль. Дома через улицу нужно в бинокль разглядывать.

(Помню, ездил я на какие-то совершенно безумные курсы в Северную Каролину, в город Ралей. Компания, на которую я тогда работал, устроила мне номер в отеле – на окраине, естественно. Приехал я на такси из аэропорта, поздно, голодный. Спросил у девушки за конторкой – где тут чего открыто, помимо отеля, где можно пожрать. Она сказала – есть несколько заведений «через улицу, напротив». Улица оказалась – шоссе с развязками, и маршрут для пешехода, БЕЗ ТРОТУАРА, по индустриальному бетону и грязи, по чахлой траве, путь растянулся на полторы мили! Поскольку в субурбии через улицу не ходят, а переезжают на драндулете, и девушка эта сама НИКОГДА не ходила «через» эту улицу «напротив»).

Появились типовые дома без учета региональных особенностей – на севере, в морозных Дакотах и Миннесоте, и на юге, в жарких Техасе и Луизиане, жилища строились из одинаковых материалов, с одинаковой толщиной стен. Нефть стоила дешево, поэтому никто не обращал внимания на то, что стенки этих домов слишком тонки для севера – сколько надо, столько и будем топить – а на юге дома плохо продуваются из-за стандартного расположения окон и дверей – вскоре изобрели кондиционер. Субурбия разрасталась. Выкупались и рушились фермы, снабжающие города продовольствием – с помощью дешевой нефти (Америка лидировала по добыче на своей территории) продовольствие стало легко доставлять из любой точки континента. Широкие унылые полосы асфальтовых и бетонных дорог начали наползать на всю страну. Старые поселки, исторические маленькие городки, неповторимое (с тех пор полностью исчезнувшее) колониальное барокко, – сносились безжалостно, их заменяли стандартные, с непомерно широкими, унылыми улицами, субурбические поселения с прямоугольными газонами, все на одно лицо, все скучные. Улицы без тротуаров. Средний класс, из тех, кто побогаче, потянулся в эти поселения из городов, субурбия крепла, понадобились электростанции, водонапорные башни, и так далее – субурбия окружала себя индустриальным ландшафтом.