Александр Петряков - Сальвадор Дали. Божественный и многоликий

Гала сидела с отсутствующим лицом. По окончании спектакля она аплодировала, улыбалась, но вся эта суета давно ее тяготила, ей шел уже седьмой десяток, и она все реже стала появляться в обществе, чувствуя себя стареющей женщиной.

После премьеры, во время ужина, они вспоминали с мужем события десятилетней давности, когда здесь, в Венеции, миллионер Карлос Бейстеги устроил костюмированный бал, куда супруги явились семиметровыми великанами. Идею с ходулями придумала Гала. По эскизам Дали костюмы делал Кристиан Диор. На балу присутствовали все сливки европейского общества, была даже леди Черчилль.

Этот бал так глубоко запал в память Дали, что он очень часто вспоминал о нем и в разговорах, и в «Дневнике одного гения», и в «Неисповедимой исповеди».

Глава двенадцатая

О ветвистых рогах Дали, его новых подругах, носорожьем роге и молекуле ДНК, Дворе Чудес, искусстве пускать ветры, «пулькизме» и картине «Мистицизм железнодорожной станции Перпиньян»

Гала старела, но все еще хотела нравиться мужчинам. Она стала красить волосы, глотать поливитамины, носить парики, темные очки, прибегать к помощи пластических хирургов.

В Америке, как мы помним, она предпринимала попытки соблазнить сына Макса Эрнста и Рейнольда Морза, попытки неудачные и поэтому попавшие в историю гения со слов этих стойких мужчин. Но ведь были же и удачные. И если в Штатах она старалась скрывать от мужа и окружающих свои нимфоманские склонности, то в Европе ее похождения стали достоянием гласности, к великому огорчению художника.

Гала стала тяготиться Порт-Льигатом. Испания ей никогда не нравилась, ей были чужды и эти пустынные каменистые пейзажи, и населявшие Ампурдан чудаковатые и экспрессивные люди, и немыслимая жара, от которой можно было укрыться, только сидя в теплой средиземноморской воде.

Она любила Италию, но, несмотря на все уговоры, Дали ни за что не соглашался уехать из своей норы в Кадакесе, и она вынуждена была покориться, потому что Дали был упрям, да и только здесь он мог плодотворно работать. И все чаще отправлялась на кадиллаке в любимую Италию. При ней неотлучно находились два чемодана — один с деньгами, а другой — с лекарствами. У нее появилась фобия — она боялась умереть бедной и без медицинской помощи.

В итальянских городах она жила в шикарных отелях и развлекала себя знакомствами с молодыми людьми, которые ее откровенно обирали. Известен случай, когда один из альфонсов сидел с ней в ресторане и заговаривал зубы, а его дружки в это время угнали ее машину.

Дали отчасти был даже рад ее отлучкам. Он мог вести себя более раскрепощенно и встречаться с теми, кого Гала не выносила и отваживала от дома, особенно всякого рода женоподобных красавчиков с оттенком в «голубизну» и белокурых девиц. Они ошивались в доме и плескались в фаллоподобном бассейне под видом натурщиков и натурщиц, на самом же деле служили объектами вуайеристических[4] склонностей художника — он, например, говорил, что ему нравится вид стоящего члена у стройных андрогинов[5].

Об изменах Галы, он, конечно же, догадывался, и при его богатом воображении мог видеть, какие крепкие и ветвистые рога выросли на его лысеющей голове, но прощал ей, когда она возвращалась из своих «командировок» и вновь превращалась в прежнюю Галу, ублажающую и дарующую вдохновение.

Но однажды Гала в Нью-Йорке подобрала где-то на улице молодого человека, очень похожего на Дали в молодости. Его звали Уильям Ротлейн. Он был наркоманом, но Гала на время отвлекла его от пагубной привычки. В отличие от прежних мальчиков этот не просто пользовался ее деньгами, но и увлекся стареющей женщиной. Она тоже привязалась к нему, в ней опять проявилось знакомое материнское чувство, какое она испытывала к Элюару, а затем к Дали. Уильям стал для нее больным ребенком, о котором ей надлежало заботиться.

В Вероне, под балконом Ромео и Джульетты, Уильям и Гала поклялись в вечной любви. Сохранились страстные письма Билла к Гале и ее ответы. Узнавший об этом романе Дали просто потерял голову. Он даже — что с ним никогда не случалось — не мог работать. Он писал ей слезные письма, чтобы она вернулась.

Билл так и не смог избавиться от пагубной привычки, и, как остроумно пишет Ян Гибсон в «Безумной жизни Сальвадора Дали», «самка богомола решила, что пришло время уничтожить последнего самца в ее коллекции». Она купила Ротлейну билет в один конец до Нью-Йорка, где он вскоре и умер от передозировки наркотиков.

Впрочем, надо сказать, что Билл был далеко не «последний самец в ее коллекции». «Седина в бороду — бес в ребро», — говорит пословица, и она, как это ни странно, больше относится к женщинам — их сексуальные потребности с возрастом возрастают в отличие от мужчин. Не удержусь от соблазна процитировать Рабле, полагавшего, что природа, вопреки обыкновению, утратила здравый смысл, когда создавала женщину. «Сам Платон, — пишет великий французский писатель, — не знал, куда отнести женщин: к разумным существам или же к скотам, ибо природа вставила им внутрь, в одно укромное место, нечто одушевленное, некий орган, которого нет у мужчины и который выделяет иногда какие-то особые соки: соленые, селитренные, борнокислые, терпкие, едкие, жгучие, неприятно щекочущие, и от этого жжения, от этого мучительного для женщины брожения упомянутых соков (а ведь орган этот весьма чувствителен и легко раздражается) по всему телу женщины пробегает дрожь, все ее чувства возбуждаются, все ощущения обостряются, все мысли мешаются. Таким образом, если бы природа до некоторой степени не облагородила женщин чувством стыда, они как сумасшедшие гонялись бы за первыми попавшимися штанами…»

Дали же лишь дважды за время своего супружества в какой-то степени увлекся женщинами. Первой была Нанита Калашникова, испанка, бывшая замужем за русским. С ней он познакомился в феврале 1955 года на великосветском балу в Нью-Йорке. Она оказалась уроженкой Мадрида, дочерью известного романиста Хосе Мариа Карретеро, эротические книги которого Дали читал в детстве запоем. Он писал под псевдонимом Эль Кабальеро Аудас, что значит Дерзкий. Сам романист был похож на своих героев — отчаянно дрался на дуэлях, был огромного роста, отличался силой и отвагой и просто с ума сводил женщин. Когда юный Дали прочел фразу в одном из его романов, где говорится о женщинах, трещащих «как арбуз, когда в них проникает настоящий мужчина», он сказал себе: «Если я возьмусь делать дырку в арбузе этой моей маленькой штучкой, у меня ни за что не получится!»

Нанита и Дали очень сдружились, на что ее муж Калашников (бессмертная огнестрельная русская фамилия) реагировал с добродушием и иронией, зато Гала всерьез обеспокоилась. Еще бы: с малышом Дали такого никогда не бывало. Она решила, что виной тут Нанита, которой захотелось сходить от мужа налево, но потом поняла, что их связывает ностальгия по родине, детству и юности, и успокоилась.