Антонио Сальери. Интриган? Завистник? Убийца? - Сергей Юрьевич Нечаев
Надо сказать, слухи об отравлении Моцарта действительно ходили в Европе, только мало кто принимал их всерьез; но одно дело слухи, а другое — публичное бездоказательное обвинение, на это вряд ли бы кто решился из опасений мести. В России, впрочем, оно Пушкину ничем не грозило: его могли вызвать на дуэль за любовные похождения, но уж никак не за оскорбление памяти иноземного композитора, почившего семь лет тому назад. Не то в Австрии: там, не исключено, обидчика Сальери мог вызвать на дуэль один из его многочисленных и благодарных учеников. А кто только из великих романтиков того времени ни учился у Сальери?»
И тут невольно возникает вопрос, касающийся знаменитых слов Пушкина о том, что «гений и злодейство — две вещи несовместные»: а нет ли признаков злодейства в самом гениальном произведении Пушкина, которое бросает тень на ни в чем не повинного человека, сыгравшего заметную роль в истории музыки?
Можно бесконечно спорить об этичности или неэтичности, о правомерности или неправомерности использования реальных личностей в художественных произведениях с сохранением их подлинных имен. Но вот пара вопросов для тех, кто считает, что ради «высокого искусства» допустимо осквернить память человека: А не хотели бы они сами, чтобы их деда или прадеда оклеветали ради какого-то там «провидения психологического явления»? Не хотели бы они сами, чтобы их лишили возможности гордиться своим предком под предлогом того, что «это же великая поэзия»?
* * *Нет смысла анализировать образы Моцарта и Сальери, созданные А. С. Пушкиным. Во-первых, это уже много раз делалось, во-вторых, они не имеют к реальным персонажам ни малейшего отношения.
Впрочем, нет. В одном Пушкин прав:
Я наконец в искусстве безграничномДостигнул степени высокой. СлаваМне улыбнулась; я в сердцах людейНашел созвучия своим созданьям. Я счастлив был: я наслаждался мирноСвоим трудом, успехом, славой; такжеТрудами и успехами друзей, Товарищей моих в искусстве дивном. Нет! никогда я зависти не знал…
Весьма меткое попадание! И если бы Пушкин ограничился этим, говоря о Сальери, цены бы ему не было. Но поэту было глубоко наплевать на реального человека. Он лепил антигероя по своему собственному произволу, рационально и цинично. Не имея на это никаких оснований, он навесил на Сальери ярлык убийцы, и в современном уголовном праве это называется «заведомо ложным доносом о совершении тяжкого преступления» (статья 306 УК РФ, наказание — до шести лет лишения свободы).
Что же касается «бездарности» Сальери, то, как замечает доктор филологии И. З. Сурат, «это придумали пушкинисты — в тексте пьесы мы не находим тому подтверждений. Сальери ведомы и «восторг», и «вдохновенье», Моцарт любит его музыку и не сомневается в его одаренности».
Да и относительно трудолюбия Сальери, обычно противопоставляемого легкому гению Моцарта, это тоже придумали все те же пушкинисты. На самом деле, труд и вдохновение были знакомы Сальери. В равной мере они были знакомы и Пушкину. В этом смысле совершенно справедливо утверждение философа и публициста В. В. Розанова о том, что «нет искусства без ремесла и нет гения без прилежания».
А вот еще слова И. З. Сурат, с которыми трудно не согласиться:
«Как не состоят в противоречии труд и вдохновенье, так не состоят в противоречии и пресловутые «алгебра» с «гармонией» — во всяком случае, Сальери ведомо и то, и другое, как всякому художнику».
* * *А. А. Белый пишет:
«Отождествлять литературный персонаж с его прототипом, Сальери пушкинского с Сальери, обладавшим плотью и кровью <…> неправомерно. Тем более, если «смотреть на историю взглядом Шекспира». В Яго, этом литературном аналоге Сальери, отразился взгляд Шекспира на гуманизм, его оборотную сторону».
Все правильно. С одной лишь разницей: великий Шекспир выражает свои идеи, используя вымышленный персонаж по имени Яго, а великий Пушкин, рассуждая о нравственности, возводит клевету на реально жившего человека.
Но, как оказывается, если очень захотеть, то и этому можно найти оправдание. Вот, например, как это делает А. А. Белый:
«Философия, приводящая к убийству Моцарта, не может быть правильной. Для читателя большую роль играет то, что образ Моцарта закреплен в его сознании на уровне самой горячей симпатии. Замена имени Моцарта в пьесе на какое-либо другое, нейтральное, сделало бы нравственную реакцию на убийство более рассудочной и холодной. А нужно, чтобы сердце было не в ладах с рассудком, реагировало быстрее и однозначнее. Делая Моцарта трагическим героем, Пушкин избирает путь внелогического нравственно-императивного воздействия на читателя».
Потрясающе! Заведомо ложное обвинение в убийстве оправдывается необходимостью нравственно-императивного воздействия на читателя…
* * *Как только ни называли потом Сальери «с подачи» Александра Сергеевича…
А все дело в том, что народ преклоняется перед гением Пушкина. А Пушкин обожал Моцарта и заклеймил позором Сальери. В результате же создалась уникальная ситуация, когда высокое искусство вошло в противоречие с репутацией достойнейшего человека.
Великий Ф. И. Шаляпин, исполнявший роль Сальери в опере Н. А. Римского-Корскова писал:
«Я вообще не верю в одну спасительную силу таланта, без упорной работы. Выдохнется без нее самый большой талант, как заглохнет в пустыне родник, не пробивая себе дороги через пески. Не помню, кто сказал: «гений — это прилежание». Явная гипербола, конечно. Куда как прилежен был Сальери, ведь вот даже музыку он разъял, как труп, а «Реквием» все-таки написал не он, а Моцарт. Но в этой гиперболе есть большая правда. Я уверен, что Моцарт, казавшийся Сальери «гулякой праздным», в действительности был чрезвычайно прилежен в музыке и над своим гениальным даром много работал».
Как видим, опять сплошной повтор навязанных гением Пушкина стереотипов.
Повторим свой вопрос еще раз: имеет ли это хоть какое-нибудь отношение к реальной личности Антонио Сальери? И еще раз ответим: не имеет никакого отношения. Никакого от слова «абсолютно». А
