Джованни Казанова - История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 9

Граф А-ль, одетый как мужчина, опасаясь, что я могу заблудиться, ждал меня в сотне шагов от моих дверей. Он поразил меня, взяв за руку. Мы направились вместе в дом, где был его чемодан, который он открыл, чтобы положить туда свои мужские одежды и достать женские, в которые он облачился менее чем за полчаса. Затем, в сопровождении мужчины, который нес его чемодан и мой маленький сак, он отвел меня в шлюпку. Мы сели в нее в одиннадцать часов. Я достала из моего сака шкатулку с моими небольшими сокровищами, сказав ему, что полагаю более надежным держать их у него в кармане. Несколько минут спустя после полуночи прибыл капитан в сопровождении одного из своих офицеров, который при виде меня сказал, что имеет распоряжение министра относиться ко мне с полным почтением, и обрадовался, когда я представил ему мою жену, не сочтя необычным, что тот же министр не предупредил его, что я сяду с женой. Менее чем через час мы прибыли на фрегат, который находился в трех милях от берега, и сразу снялись с якоря. Нам выделили каюту, очень обширную, где имелась большая кровать, лавка и гамак. Капитан, получив от меня письмо, в котором ему предписывалось везти в Англию моего возлюбленного, с которым он, к счастью, не был знаком, нас покинул. Мы провели весь остаток ночи в разговорах о том большом шаге, который мы собираемся совершить, и когда наступил день, мы были весьма обрадованы, что не видно более Лиссабона. Нуждаясь в отдыхе, я бросилась на скамейку, а мой возлюбленный — в гамак, даже не думая раздеться. Но едва мы легли, море начало обращаться с нами так, как оно обращается со всеми теми, кто к нему не привык. В первые двадцать четыре часа оно опустошило наши желудки, выворачивая их наизнанку, даже когда там ничего не было, и два последующих дня мы могли только спать и стонать; однако на четвертый день, побуждаемые зверским аппетитом, мы не могли успокоиться, непрерывно насыщаясь.

Это путешествие в Европе очень продолжительное, потому что, как вы знаете, пересекается вся Атлантика, но, однако, мы совершили его за четырнадцать дней. Мой возлюбленный не выходил из каюты, а капитан ни разу не пришел к нему с визитом; я могла отнести это только за счет вежливости, так как у нас допустимо бывает проявлять ревность без того, чтобы вызывать смех. Но я проводила почти весь день на воздухе, развлекаясь тем, что разглядывала с помощью подзорной трубы все удаленные объекты. На седьмой день мое сердце затрепетало, когда мне сказали, что судно, к которому мы приблизились на среднюю дистанцию, — это корвет, который, несмотря на то, что он вышел из Лиссабона не менее чем на день позже нас, прибудет, однако, в Англию на три дня раньше нас.

Мы прибыли туда на рассвете и бросили якорь в порту Плимут.

Офицер, которого капитан отправил на берег, чтобы получить разрешение на высадку пассажиров, вернулся на борт к вечеру и вручил ему пакеты и письма. Прочитав одно более внимательно, чем прочие, он подозвал меня для разговора. Мой возлюбленный был, как всегда, в нашей каюте.

— Это письмо, — сказал он мне, — от графа д'Ойрас. Он приказывает мне под страхом смерти не допустить высадки с моего корабля португальской девушки, если она есть, по крайней мере, если она мне лично не знакома. Он предписывает мне отвезти ее в Лиссабон, после того, как я выполню поручения, которые задержат меня на несколько дней в Кадисе. На моем судне нет ни девушек, ни женщин, за исключением вашей жены. Докажите мне, что она ваша жена, и я сразу разрешу вам высадиться вместе с ней; без этого, вы должны согласиться, что я обязан подчиниться приказу министра.

— Она моя жена, но у меня нет никаких бумаг, чтобы вам это доказать.

— Тем хуже. Она вернется со мной в Лиссабон, к ней будут относиться с уважением и хорошо обращаться, как приказал мне граф; будьте в этом уверены.

— Жена, месье, неотделима от мужа.

— Согласен. Вы можете вернуться в Лиссабон на корвете; вы будете там раньше нее.

— Почему я не могу вернуться вместе с ней?

— Потому что мне приказано вас высадить здесь. Почему ваша жена не указана в том письме, что вы мне дали? Если она не та персона, которую хотят вернуть, вы можете быть уверены, что ее вам вернут в Лондон.

— Позвольте мне с ней переговорить.

— Охотно, но в моем присутствии.

С сокрушенным сердцем я направился сказать моему возлюбленному, называемому моей женой, из-за какой фатальной случайности и по какому жестокому приказу мы должны разлучиться. Он ответил мне, сдержав слезы, что у нас нет другого выхода, чем принять это, сохраняя спокойствие, будучи, однако, вполне уверены, что увидимся не позже чем через два месяца. Связанный присутствием капитана, он не мог сказать мне больше. Я сказала ему, что из Лондона я сразу напишу м-м аббатисе, что она должна быть первым человеком, с которым он должен увидеться в Лиссабоне, и от нее он узнает мой адрес. Я поостереглась просить у него мою шкатулку. Капитан мог счесть своим долгом составить опись, и богатство бриллиантов могло внушить ему мысль, что моя предполагаемая жена может быть никем иной как девицей, которую я похитила. Мы должны были полностью предаться нашей судьбе. Обнявшись, мы заплакали, и капитан также, когда он услышал от меня:

— Доверьте мою честь и вашу этому достойному капитану!

Положили в шлюпку чемодан, и я должна была оставить мой сак; таким образом, в моем распоряжении остались только мужские одежды. Я обнаружила после осмотра, что это все, чем я владею. Тетради, письма, книги, рубашки, два или три комплекта одежды, шпага и пистолеты, дорожные и карманные; я взяла с собой эти последние. Я направилась с чемоданом в гостиницу, где хозяин мне сказал, что если я хочу выехать в Лондон на рассвете вместе с двумя дамами и послом, мне это будет стоить только оплату лошади, и пригласил меня поужинать вместе с этими тремя персонами, чье поведение показало мне, что я не должна отказываться от компании. Они, со своей стороны, сочли меня достойной своей. Мы прибыли в этот город на следующий день рано утром, и высадились на Стрэнде, в гостинице, где, сочтя, что я плохо устроена, я осталась только чтобы пообедать. Затем я вышла, чтобы подыскать хорошее жилище, соответствующее тому положению, в котором я оказалась. Я располагала кошельком, в котором имелось пятьдесят лисбонинов и кольцо примерно такой же стоимости.

Осмотрев несколько комнат в разных домах, я сняла одну, на четвертом этаже, соблазненная добрым и благородным лицом хозяйки. Не имея опыта и без рекомендаций, я могла полагаться лишь на Бога и на добрую волю, доверившись чувству симпатии. Эта женщина мне понравилась. Я договорилась о десяти шиллингах в неделю, и тот же час попросила ее помочь мне переодеться в женщину, самого простого вида, не осмеливаясь более выходить, одетая так, как я была. Не позднее, чем назавтра я закупила на свои деньги рубашек, платьев, башмаков и все принадлежности, необходимые для бедной девицы, которая не собирается ни обольщать кого-либо, ни вызывать жалость, ни пускаться в авантюры. Говоря достаточно хорошо по-английски, но так, что никто не мог усомниться, что я не англичанка, я знала, какого поведения мне следует придерживаться, чтобы гарантировать себя от того, чего мне следует опасаться.