Наталья Бондарчук - Единственные дни

А мне в Белозерке очень важно было наполниться всем, что открывалось взору маленького Бондарчука. Он видел это удивительное озеро-море, пойму Днепра, он уходил в эти ковыльные степи…

«Степь» – редкий фильм. Сергей Федорович вновь пошел по самому сложному пути. Экранизация чеховской повести не предполагала бурного успеха у массового зрителя, какой был у «Судьбы человека» или «Войны и мира». Отец создал сокровеннейший фильм, потому что чувствовал и любил степь с детства. А все, что любишь в детстве, остается в тебе навсегда.

Я в детстве часто бывала у своего дедули Федора Петровича Бондарчука. Отец Сергея Федоровича очень любил землю – ухаживал за ней, разбивал виноградники. Любил скакать на лошади. А по обличью был натуральный Гришка Мелехов – горбоносый, худой. Отец на него не похож, он больше в мамину породу.

Невозможно понять моего отца, не зная того, что ему было близко. Он очень любил природу. Философ, мыслитель, он искал на природе уединения, встречи с самим собой. Художник обязан сохранять себя для главного – творчества. И лучшего друга, чем природа, не найти.

Природу среднерусской полосы Сергей Федорович воспринимал довольно равнодушно. Березки – это шукшинская душа. Бондарчуковская – бескрайняя степь, по которой можно привольно скакать, или лежать в траве, чтобы она тебя щекотала, или говорить с вечным горизонтом, не заслоненным деревьями, и видеть, как земля сходится с небом. В отце было больше того, что мы называем космическим. Он очень почитал Циолковского именно за его мысли о бессмертии человеческого атома, о том, что мы не уходим бесследно…

Однажды у отца на даче мы пошли на огород – крепок в нем был дух земледельца: ну, думаю, сейчас покажет свои огурцы, а он подводит меня к бамбуку, привезенному из Японии. «Сейчас ты услышишь звук». Мы долго стояли, ждали, пока бамбук наполнится водой, и вдруг раздается: «Бу-у-ум», а потом что-то похожее на хлопок. Он прошептал: «Ты слышала?» – «Да-а-а… – так же шепотом ответила я. – Что это было?..» – «В душе художника никогда ничего не родится от криков толпы. Он должен быть внимателен к любому, даже самому мимолетному изменению вокруг себя: секунду назад не было этого звука, но он прозвучал, и что-то изменилось в мире. Японцы в эти изменения тысячелетиями вслушиваются и вглядываются, поэтому у них такая великая, древняя культура. Учись наблюдать за миром – и душа наполнится бессмертием…»

Отец замечательно рисовал. Но никогда не выставлял свои полотна, потому что вершиной в живописи для него был Леонардо да Винчи. Где Леонардо и где Бондарчук? – считал он. Но в нем поистине кипела увлеченность миром художника, например, тем, как гений постигает, что есть краска.

Он накладывал краску осторожно, пристально вглядываясь в объект, который писал. Работал он в основном маслом. Однажды я приехала к нему на дачу в Барвиху. Он был с мольбертом в руках и работал над удивительной картиной. Объект, который он писал, я могла рассмотреть. Это был кусок древесины без корней, часть ствола вишни, но самым удивительным было то, что от обрубленного ствола шла ветка, и она… цвела! Картина была пронзительно печальна.

«Давно… замыслил я побег в обитель дальнюю трудов и чистых нег». Это уже о той черте, которую не видишь, но видит дорогой, близкий человек, тяжело заболевший и знающий, что дни его сочтены. За полгода до ухода отца я была предупреждена. Я не знала, что он смертельно болен, но он вдруг мне приснился, пришел в мой сон, чтобы попрощаться. Я рыдаю, обнимаю его и понимаю, что больше мы с ним в реальности не увидимся. Кто нас предупреждает? Как? Сущность родных людей, она всегда знает, что происходит. Тем более если родные люди любят друг друга. Я очень любила отца. И люблю его.

«Одна любовь души моей…»

Двадцать лет назад я получила предложение режиссера Владимира Мотыля исполнить роль Волконской в фильме «Звезда пленительного счастья». Мало кто знает, что из этого фильма исчез образ Пушкина, соответственно, и сцена встречи Волконской и Пушкина. И вот эта тема вернулась ко мне, а вместе с ней и ее герои. Сомнения по поводу предстоящих съемок художественного фильма исчезли у меня сразу после того, как мы нашли Пушкина – артиста Игоря Днестрянского. Наверное, это судьба.

Первый раз мы приехали в Пушкинские горы в ноябре 1994 года вместе с моим детским театром «Бемби». В октябре ушел из жизни мой отец, Сергей Федорович Бондарчук, и в Святые горы я приехала в трауре.

На наши детские спектакли «Снежная королева» и «Красная шапочка» собрали великое множество ребятишек из окрестных деревень. Так что даже большой зал Культурного центра едва вместил зрителей. И они сидели с двух сторон сцены. Играли наши маленькие артисты хорошо, но более других всем запомнился молодой актер нашего театра, игравший роль сказочника Андерсена – Игорь Днестрянский.

Пушкинисты пошутили – Пушкин приехал. А затем, в Тригорском, Игорь сел на скамью Онегина, и кто-то из наших ребят сказал, что если его завить, он будет очень похож на Пушкина. Стоявшие рядом пушкинисты это подтвердили, а потом все это забылось. Забылось до времени.

Замысел фильма о Пушкине и Марии Волконской возник давно, я знала, что о Пушкине не было снято ни одного биографического фильма с 1936 года. И вот в марте 1999 года, в канун 200-летия поэта, наша небольшая съемочная группа приступила к съемкам двухсерийного телевизионного фильма «Одна любовь души моей».

Мы начали снимать практически без средств, без мебели, без всего… Моя мама – вдохновитель и мой добрый ангел – отдала нам для съемок свой стол и старинный диван.

Неделю мы снимали в Больших Вязёмах, в музее. Его директор, Александр Михайлович Рязанов, предоставил нам для съемок комнаты с изумительной пушкинской мебелью, а Большой театр – бесплатные костюмы.

Фильм был показан по российскому телевидению 3 июня 1999 года в день 200-летия со дня рождения А.С. Пушкина. Премьера нашего фильма в Доме Ханжонкова совпала по времени с показом картины по Российскому телевидению. Я выступила перед началом, в зале погас свет и вспыхнул экран, а я пошла в кабинет директора, – почему-то захотелось посмотреть хоть немножко свою картину по телевизору. Присела перед еще не включенным телеэкраном и увидела… лицо отца. Оглядываюсь – на стене висит большой портрет Сергея Федоровича, экран его отражал, как в зеркале… Отец пришел посмотреть мой фильм…

А еще раньше Игорю Днестрянскому, никогда не видевшему в жизни моего отца, приснился Сергей Федорович. В этом сне он увидел и меня. Будто я иду по коридорам «Мосфильма» и в комнате вижу отца, спрашиваю его, могу ли я снимать актера Басова в нашей картине (также ушедшего от нас актера). Отец не отвечает на мой вопрос и говорит мне: