Почему мама снова навеселе - Джилл Симс
Эдвард все ходил на четвереньках вокруг меня кругами, тявкал и рычал, поправляя сваливающиеся с него ошейники и поводки. И тут меня осенило.
– Эдвард! А не хочешь поиграть в переодевания?
Эдвард застыл на минуту, раскидывая мозгами.
– Хачу, – тявкнул он.
Ха-ха-ха. Переодевания! Это тихое, творческое и безводное занятие. Кто у нас гениальный непревзойденный гуру материнства и детства? Я у нас гуру!
Мы весело зашагали вверх по лестнице и нырнули с головой в мою элегантную гардеробную с шикарными нарядами от Primarni. Для начала я хотела найти какие-нибудь вещички, чтобы облачить Эдварда в подобающие мужчине одежды («Смотри, малыш, а давай это будет твоя кольчуга?» Я выудила из своих закромов расшитый бисером и пайетками жакет), но вскоре стало ясно, что Эдварду было все равно, что на себя цеплять, лишь бы оно блестело и переливалось всеми цветами радуги, потому как единственное, чего он добивался, так это выглядеть роскошно и сногсшибательно. И какая разница, ведь ему только два годика? Если не в этом возрасте, то когда, спрашивается, можно себе позволить смешать в одном наряде тиару, накидку с пайетками, боа из перьев и двенадцатисантиметровые каблуки? Однако от каблуков пришлось отказаться по соображениям безопасности для здоровья, потому как в этих калошах он не смог сделать и шагу, упал и чуть не поранил себе голову о край туалетного столика. Быть роскошным – это одно, а залить кровью пайетки и ковролин – это совсем другое, за эти выходные мне уже достаточно ущерба.
А я и позабыла совсем, сколько радости и веселья получаешь, наряжаясь в разные одежды. В детстве для меня не было большего счастья, чем когда мне разрешали залезть в бабушкин шкаф и перемерить там все. Бабуля никогда ничего не выбрасывала, она хранила все свои вечерние платья, некоторые из них остались у нее еще со времен Второй мировой. А за некоторые винтажные одеяния сейчас знатоки-коллекционеры наверняка бы отвалили целое состояние, но к сожалению, после смерти бабули мой дедушка совершил опрометчивый поступок и разрешил моей маме перебрать вещи в бабушкином шкафу, так моя мать не стала даже мараться, взяла и выбросила все на помойку, мне удалось сохранить лишь какие-то крупицы бабушкиных сокровищ. Я до сих пор храню их у себя – пару длинных до локтей вечерних шелковых перчаток изумрудного цвета.
Помню, когда мне было лет семь, я устраивала показы мод в бабушкином саду, натягивала эти перчатки чуть ли не до ушей (они шли комплектом к изумрудному шелковому вечернему платью, которое, конечно же, было мне велико, но я подворачивала подол и затыкала его себе в колготки), на голове у меня красовалась рубиновая шляпка-таблетка с вуалью, на шею я цепляла нити жемчуга, нефритовые и бирюзовые бусы, скрепляла все это великолепие бархатным чокером, на ногах у меня были серебристые бальные туфельки, которые выглядели как лыжи, впереди пальцы все время вылезали и пачкались в пыли. Вместо микрофона я использовала клатч из золотой проволоки, горланила хиты ABBA тех времен типа Super Trouper. Именно те моменты, как я сейчас вспоминаю, были единственными за всю мою жизнь, когда я была полна искреннего бессознательного восторга от того, какая же я восхитительная и ошеломительно красивая. Сосед бабушки, мистер Бриггс, всегда заглядывал к ней во двор через забор, чтобы посмотреть, что за шум стоит, и я помню его изумленное и озадаченное лицо, на что бабушка просто говорила: «Она так развлекается, Бернард. Заходи, выпей со мной джину».
Позже, когда я была на выходных у другой бабушки, маминой мамы, то слышала, как та выговаривала моей матери, что девочка толстая как бочка и что меня нужно посадить на диету, а Сандра Эванс в классе сказала мне, что мальчикам нравятся только голубоглазые блондинки и что у меня никогда не будет бойфренда, и вот с того времени я стала стесняться себя. Но сегодня, когда я смотрю на эти изумрудные перчатки, то переношусь в своем сознании в тот день, когда маленькая девочка, разодетая в пух и прах, дает представление в саду перед бабулей и Бернардом Бриггсом, а те пьют любимый ими и самой королевой коктейль Dubonnet, попыхивают сигаретами (бабуля предпочитала Gauloises, а мистер Бриггс курил В&H) и аплодируют от души этой маленькой актрисе. Значительно позже, спустя много лет после смерти их обоих, я узнала, что бабуля и мистер Бриггс были друг другу большим, чем добрыми соседями, ведь у них обоих супруги ушли из жизни раньше, бабушка похоронила дедулю Грина, а мистер Бриггс рано овдовел. Когда я была у бабушки, я всегда удивлялась, почему это мистер Бриггс у нас завтракает, но ничего не спрашивала, просто думала, что все старики рано просыпаются и с утра ходят по гостям.
Конечно же, набив шишек на своем горьком опыте, я пыталась не проецировать свою собственную неуверенность и неприятие собственной внешности на своих детей, но боюсь, что пытаясь избегать прошлых ошибок, мы совершаем ошибки новые и тем самым создаем совершенно новые проблемы и комплексы. Кто его знает, в чем будут обвинять меня мои дети годы спустя.
Эдвард прервал мои воспоминания восторженными криками: «Я класивый, Эллен?»
– Да, малыш, ты красивый, Эдвард, очень красивый!
– Дай губнушку! – тут он бросился к туалетному столику, и я пожалела, что на нем нет каблуков, они бы замедлили его стремительные марш-броски. Мне удалось перехватить его на самых подступах к столику, он нацелился на мой дорогой блеск для губ Dior. Есть же все-таки границы, одно дело, когда ты переодеваешься в диву, и совсем другое дело, когда измазываешь мои роскошные наряды в не менее роскошном блеске для губ Dior, который стоит 20 фунтов. И дело не в сексизме, как вы понимаете, хотя надо бы уже сообщить ему, что мальчики губы не красят. Дело в экономии, ведь премиум-косметика – не игрушки для малышей.
Эдвард был расстроен, он вопил: «Дай губнушку!»
– Нет, не дам. Это моя губнушка, она не для детей.
– Дай губнушку, я класивый! – разорялся Эдвард. – Хачу губнушку! Эллен жадина! Адай!
– Нет!
– Нечестно! Дай!
– Так, – попыталась я пойти на компромисс и достала из косметички большую кисть. – Давай я тебя припудрю чуть-чуть? Будешь еще красивее! М-м-м, как тебе? – конечно, я не собиралась пудрить его всерьез, ведь пудра у меня тоже не из дешевых, мне просто показалось, что пудрой будет проще обвести его вокруг пальца.
– Неть! Кака! Хочу классную губнушку! – не сдавался он.
Меня спас звонок в дверь, на что Джаджи и Барри отозвались грозным и дружным лаем,
