Покоряя Эверест - Джордж Мэллори
Нам пришлось оставить Морсхеда в Лагере V. Ради него нам желательно было вернуться в лагерь с запасом времени, чтобы в тот же день добраться до Северного седла. И в любом случае было бы безумным риском взбираться на Эверест на пределе своих сил, надеясь, что вдохновение или бренди помогут безопасно спуститься, поскольку здесь тело не восстанавливает силы при снижении высоты, как это происходит в Альпах.
В 2:15, вскоре после пересечения верховья крупного кулуара на северо-восточном склоне, мы достигли верхушки скал примерно в 500 футах[340] ниже северо-восточного плеча горы. Отсюда открывался прекрасный вид на вершину. Но темп продвижения отряда был чрезвычайно медленным, и при дальнейшем подъеме мы рисковали бы потратить слишком много времени. Как бы мы ни жаждали покорить это плечо (к тому же наши силы еще не иссякли), единственным мудрым решением было отступление. Анероид зарегистрировал высоту 26 800 футов[341]. Мы развернулись, чтобы начать спуск, как мы полагали, имея еще достаточно сил для этой долгой задачи.
Дальше к западу вдали виднелась местность, что казалась менее каменистой и более заснеженной. Нашим очевидным планом было использовать любой снежный склон, идущий в направлении нашего спуска. Однако мы очень быстро разочаровались, так как «снежные склоны» оказались чередой каменных глыб, предательски замаскированных свежим снежным покрывалом. Мы были вынуждены вернуться на хребет, а затем спускаться тем же путем, каким поднимались. В 4 часа дня мы вернулись в лагерь, где провели предыдущую ночь на высоте 25 000 футов[342]. Встретивший нас Морсхед был очень рад снова нас видеть. Собрав все необходимое и оставив тут наши палатки, спальные мешки и прочие вещи, мы двинулись обратно по своему следу через тот же уступ, где прошли вчера. Но мы даже не сразу осознали, насколько опасным сделал этот несложный проход свежевыпавший снег. Случилось скверное: мы поскользнулись, и троих участников удержала только одна веревка, закрепленная на ледорубе лидера. После этого инцидента отряд продвигался крайне осторожно, и вскоре стало очевидно, что мы идем наперегонки с надвигающейся темнотой.
Когда мы вернулись на большой заснеженный хребет, то не нашли даже следа ступеней, которые прорубили во время подъема. Нам пришлось рубить их заново. Около 6 часов вечера этот мрачный и медленный процесс снизу, из Лагеря III, заметил Стратт. Но наши трудности не закончились и после преодоления этого склона. Один из неприятных фактов, отличающих гималайские экспедиции от походов в более низких горах, – здесь спуск на меньшую высоту не помогает изнуренному человеку быстро восстановить силы. Морсхед, хотя карабкался крайне отважно и прилагал неимоверные усилия, чтобы отдышаться, уже был на пределе и брел в конце связки. В лучшем случае он мог сделать лишь несколько шагов за раз. К счастью, насколько мы могли рассмотреть в угасающем свете, путь вниз к Северному седлу был несложен. Нортон подставил Морсхеду плечо, пока я искал самый легкий путь вниз, а Сомервелл выступал в арьергарде[343]. Но после заката над одним из самых поразительных горных пейзажей, что я видел, в серо-голубых зловещих облаках на западе замерцали молнии, предупреждая о скрытой угрозе. Какой силы ветер мы встретим на перевале вместе с трудностями, что придут с наступлением темноты?
Нам просто повезло, или Провидение было к нам благосклонно, поскольку, когда мы добрались до освещенных звездами расщелин, смутно видневшихся впереди, и Сомервелл достал фонарь из своего рюкзака, воздух оказался столь спокоен, что мы зажгли свечу даже с помощью японской спички, примерно после дюжины попыток. В ее свете мы на ощупь пробирались туда и сюда, ища проход; под неровной поверхностью прятались опасные расселины. К счастью, никто не провалился в них, и мы смогли добраться до края небольшого утеса. С него требовалось спрыгнуть в снег, с высоты примерно 15 футов[344] – весьма тревожная перспектива, притом что ориентироваться приходилось при таком тусклом свете. Но нам удалось благополучно одолеть этот спуск. Теперь осталось найти одну из закрепленных веревок, чтобы с ее помощью спуститься на террасу, где пять палаток, аккуратно выстроенных в ряд, все еще ждут нашего прибытия. Но веревка оказалась погребена под снегом, а наша последняя свеча догорела. Некоторое время мы ощупью пробирались по краю пропасти, а затем начали спускаться под крутым углом, сомневаясь, верный ли это путь. Но вдруг кто-то вытащил веревку из-под снега, и мы поняли, что теперь сможем добраться до палаток.
Чуть позже, в 11:30, мы уже обыскивали наш лагерь в поисках топлива и котелков. Ничего не нашлось, а о еде всухомятку не могло быть и речи. Но Северное седло было «сухим», без единого источника воды, если только самим не растопить снег. Лучший «эрзац»[345], что смог изобрести Нортон, – смесь джема, снега и замерзшей сгущенки. Эта тошнотворная смесь была совсем не похожа на жидкий напиток. Она вызвала у меня неконтролируемую дрожь и мышечные спазмы в животе и спине, которые мучили меня в спальном мешке, заставляя садиться и снова глубоко вдыхать ночной воздух, словно привычка глубоко дышать так прочно во мне укоренилась, что не покидала меня даже здесь.
На следующее утро, все еще мучимые неутоленной жаждой, мы отправились в путь в 6 утра. Я полагал, что отдохнувший человек, идущий по проторенному следу, способен без особых усилий добраться от Северного седла до Лагеря III примерно за час. Но у нас это заняло шесть часов усердного труда: мы закрепляли под свежим снегом лестницу, достаточно надежную, чтобы ею могли пользоваться носильщики, поскольку мы не собирались ночевать на высоте 21 000 футов[346] без наших спальных мешков. И стоит снова отметить, что свежевыпавший снег, скрывающий проделанные тропы на перевале Чанг-Ла, следует воспринимать как фактор серьезной опасности, особенно для уставшего отряда.
В свете этого опыта мы можем заново рассмотреть задачу восхождения на Эверест. Безусловно, очень важна переоценка наших прежних суждений о способностях носильщиков. Они оказались куда выносливее, чем мы ожидали. Еще никто до этих пор не поднимал лагерь выше 23 500 футов[347], а эти люди доставляли наши грузы на 25 000 футов[348]. Финч же смог подняться еще выше – на 25 500 футов[349], а некоторые из них даже успешно повторяли этот удивительный подвиг