Марта Хиллерс - Женщина в Берлине

Среда, 6 июня 1945 года.

Снова вечер, я возвратилась домой как пешеходная машина. Снаружи течет дождь. Внутри, о, радость, вода из водопровода течет теперь и в моей мансардной квартире. Наполнила ванну водой на будущее. Пока трудоки упражнения с тяжелыми ведрами.

Снова рабочий день. Я разъезжала с Венгром для найма производственных помещений. Вначале мы были в ратуше, где венгр покупал документы, штемпель и подписи, которые должны свидетельствовать о его планах и о его безупречности. Я видела там странные фигуры: юных танцовщиков; еврейку, которая рассказывала об операции носа; пожилого мужчину с огненно-красной бородой ассирийца, художника "дегенеративных" картин. Они выползают из всех дыр; типы, каких мы не видели с давних пор.

Обсуждение с Ильзой и ее мужем после настоящего кофе в зернах: не поехать ли господину Р. в Москву? Там он будет иметь хорошее положение и хорошие деньги... Но Ильза защищается руками и ногами, если только он поедет один. Но он не хочет один. Он хочет по-прежнему дышать воздухом Запада, и надеется, что сможет участвовать в игре однажды снова, снова начнет старую мужскую игру вокруг денег и власти и больших машин.

Сегодня союзники ведут переговоры друг с другом. Радио выплевывает речи, прекрасные изречения, с которыми наши экс противники празднуют друг с другом. Я понимаю только, что мы не принимаемся сегодня в расчет. Я ничего не могу изменить в этом, я это должна проглотить; я хочу попытаться провести мой маленький корабль. Тяжелая работа, скудный хлеб – но, все же, старое солнце на небе. И, может быть, мое сердце еще опять заговорит. Все что у меня было в жизни, всегда было с лихвой!

Четверг, 7 июня 1945 года.

Сегодня у пешеходной машины был один день отпуска. Рано утром я пошла за зеленью. К сожалению, так оказалось, что я опоздала. К счастью, я получила 2 тарелки сушеных овощей, названных "проволочное заграждение", и пакет сухого картофеля. Я выдергала в палисадниках перед руинами сумку полную крапивы, собирала ее аристократическими, спасенными в багаже для противовоздушной обороны, дождевыми перчатками. С жадностью я проглотила зелень, выпила зеленый отвар, почувствовал себя посвежевшей. Вычислила, что у меня задержка более чем в 2 недели, и прошагала 7 домов, туда, где висит вывеска практикующего врача, хотя я никогда прежде не была там, и вовсе не знала, практикует ли она опять. Я увидела белокурую женщину, ненамного старше, чем я, сидевшую в продуваемом помещении. Вместо стекол она повесила старые рентгеновские снимки с чужими грудными клетками. Она не стала пускаться на болтовню, а начала с дела. "Нет", - сказала она после исследования: «Не отмечено ничего, все в порядке».

«Но у меня задержка. Что это значит?»

«Это сейчас так у многих. У меня тоже задержка. Это от плохого питания. Так тело экономит на кровотечении. Когда у вас снова нарастет на ребрах, тогда и цикл будет в порядке...»

Она запросила 10 ДМ, и я отдала их ей. Наконец я рискнула задать вопрос, были ли уже у нее оплодотворенные русскими женщины, которые просили бы о помощи.

«Это не тема для обсуждения», - сказала она горько и выпроводила.

Тихий вечер, как раз для меня. Порывы ветра проносятся через пустые оконные рамы, вращают пыль в комнате. Куда я денусь, если однажды владелец квартиры вернется домой? Во всяком случае, без моего наличия тут мансардная квартира давно бы была растащена. Чужая мебель горит лучше, чем своя.

Пятница, 8 июня 1945 года.

Снова отправилась в путь. Сегодня странное переживание: уже маршрут городской электрички был сдан в эксплуатацию для проб. Я увидела красные и желтые платформы, вскарабкалась вверх по лестнице, купила за 2 наших старых гроша билет и вошла. Внутри люди сидели так торжественно на скамьях. Немедленно 2 потеснились и уступили место мне. Это была поездка опьяняющая солнцем и пустынями обломков. Все мои трудоемкие, бесконечные пешеходные минуты пролетали мимо меня. Мне было жаль выходить так скоро. Поездка была так приятна, как подарок.

Сегодня сделали много. Вместе с Ильзой я сделала обзор для первого выпуска запланированного женского журнала. Только заголовки еще не определены; мы вместе ломали себе голову над этим. В любом случае каждое слово должно казаться в заголовке "новым".

Странно сказочный день, я видела людей и вещи как через вуаль. Обратный путь на израненных ногах, слабость от голода. У Ильзы теперь только лишь тарелка горохового супа из 2 суповых половников, чтобы растянуть запас. В меня смотрели пустые глаза голода. Завтра я хочу поискать снова крапиву. Я отметила по дороге уже каждое пятно зелени с этой целью.

Повсюду чувствуют страх за хлеб, за жизни, за работу, за зарплату, за будущий день. Горькое, горькое поражение.

Суббота, 9 июня 1945 года.

Снова день отдыха для меня. Мы договорившиеся, что пока у меня сложно с едой, я буду ходить эти 20 километров через день.

В магазине, где я зарегистрирована, я получал на карточки крупу и сахар; снова 2 или 3 трапезы гарантированны. Для этого я надергала моими руками в аристократических перчатках целую гору порослей крапивы, собрала так же и листья одуванчика.

Во второй половине дня я была впервые с немыслимых времен снова у парикмахера. Он вымыл фунт грязи из волос и уложил их волнами. Парикмахер появилась неизвестно откуда, и обосновалась в довольно разбитом салоне пропавшего коллеги, которого забрали в последнюю минуту в фолькштурм и семья которого должна была быть эвакуируема в Тюрингию. Зеркало еще невредимое, со смятой рамой и еще наполовину пригодное. Была слышна абсолютно стандартная во всем миру речь парикмахера: «Конечно, мадам, определенно, конечно, охотно, мадам...» Было странно слышать эти усердные обороты речи. «Мадам» - это в какой-то мере национальная валюта, монета, которая котируется среди своих. В этом мире мы сегодня только осколки и пыль от женщины.

Воскресенье, 10 июня 1945 года.

Радио сообщает, что военное управление русских прибывает в Берлин и что Российская зона будет в будущем до Баварии, Ганновера и Голштинии; что англичане получают Рейн и Рур и американцы Баварию. Запутанный мир, разрезанная страна. У нас мир уже месяц.

Созерцательная первая половина дня при солнце и музыке. Я читала Рильке, Гете, Гауптманна. Тяга к комфорту лежит в нашей природе.

Опять поход еще пустым, немым Берлином в Шарлоттенбург, где мы снова сидели вместе и консультировались. Новый мужчина, специалист по печати, добавился к нам. По его мнению, не имеет смысла скупать бумагу в начале. Тот, кого есть бумага, придерживает ее, даже прячет, так как боится изъятия. А если он и пожелает продать, то нет транспортных средств, помещения отсутствуют, до тех пор, пока печатание не начнется. Наш автопарк сегодня составляет только 2 велосипеда, что впрочем, больше чем самое большое предприятие сегодня имеет. Специалист по печати считает, что все зависит от обстоятельств, прежде всего, лицензии от органов власти, которую нужно получить. Инженер сделал уже круг по всем возможным немецким и русским учреждениям, он сообщал с некоторой долей подавленности обо всех этих надеждах, которые он там пожинал. Только венгр изобилует оптимизмом. Хитрая собака он, определенно. Когда я упомянула в ходе беседы, что в подвале моего более раннего работодателя стоит еще ящик полный фотографиями кавалеров рыцарского креста в рамках, он немедленно очнулся: «Картины? Застекленные?»