Михаил Филиппов - Готфрид Лейбниц. Его жизнь, общественная, научная и философская деятельность

Для более полной характеристики нравов необходимо заметить, что докторский диплом по юридическому факультету был в то время в Лейпциге предметом соискания многочисленных кандидатов: с ним соединялись чисто практические выгоды. При юридическом факультете состоял род юридического бюро (Spruchcollegium), решавшего разные практические вопросы. Это учреждение включало 12 членов, непременно докторов Лейпцигского университета, но не из числа профессоров. Как нарочно, в 1666 году на открывшиеся вакансии явилось множество кандидатов, из которых Лейбниц, также добивавшийся попасть в «коллегию», оказался самым младшим по возрасту. Весьма естественно предположить, что в числе кандидатов были и родственники или кумовья деканши, чем и объясняется прием, оказанный ею Лейбницу.

Лейбниц в своей автобиографии, хотя ни словом не упоминал о деканше, признает существование направленных против него интриг. Он пишет между прочим: «Когда я заметил интриги моих соперников, я изменил свое первоначальное решение и вздумал путешествовать. Я считал недостойным молодого человека оставаться прикованным к месту, и мой дух сгорал нетерпением прославиться в науках и изучить мир».

Раздосадованный своей неудачей Лейбниц оставил родной город и буквально «отряс прах от ног своих». Никогда более он не возвращался в Лейпциг, и, что замечательно, в Лейпциге вскоре совсем исчезла память о его жизни в этом городе. Несмотря на все расспросы немецких биографов, в сороковых годах нынешнего века ни один лейпцигский старожил не мог им указать ни дома, ни улицы, где родился и провел детство один из величайших философов Германии.

Осенью 1666 года Лейбниц уехал в Альторф, университетский город маленькой Нюрнбергской республики, состоявшей из семи городов и нескольких местечек и сел. Республика эта славилась своими художниками, учеными, промышленниками. Здесь искусства достигли довольно высокого совершенства в то самое время, когда в остальной Германии все пришло в упадок после Тридцатилетней войны; здесь еще не вошло в моду обезьянничанье, господствовавшее при маленьких и больших немецких дворах, копировавших французские нравы. «Посмотрите на Нюрнберг, – писал Лейбниц в одном из своих сочинений; – там еще можно видеть немецкие платья, там нет излишней роскоши».

Впрочем, Лейбниц имел особые причины любить Нюрнберг: с именем этой республики было связано воспоминание о его первом серьезном жизненном успехе. Здесь ему чрезвычайно повезло. 5 ноября 1666 года Лейбниц блистательно защитил докторскую диссертацию «О запутанных делах». Почти одновременно он написал другую статью, которую сочинил по дороге из Лейпцига в Альторф. Тема была любопытной: «О новом методе в юриспруденции». Еще раньше, в сочинении «О комбинациях», Лейбниц рассуждал о «естественном праве»; в своей докторской диссертации и в названной статье он вполне ясно высказывает мысль о необходимости дополнить «естественным правом» всякое положительное законодательство. По его словам, если положительное законодательство молчит, то никак нельзя молчать судьям. Нет такого случая, когда судья вправе был бы сказать, что не решил дела по отсутствию законного основания. Не правы юристы, основывающиеся на отсутствии закона, не правы и те, кто в таких случаях полагается на судьбу или на личное мнение судьи. Везде, где неприменим положительный закон, должен быть применен принцип естественного права, и наоборот, это право должно иметь значение до тех пор, пока не доказано обратное на основании закона или договора.

Эти и другие мысли развил Лейбниц в своей диссертации о сомнительных судебных делах. Его ученость, красноречие, ясность изложения привели всех в изумление. Декан факультета, Иоганн Текстор (один из предков Гёте), написал об этом диспуте одному из друзей в самых лестных выражениях. Сам Лейбниц до глубокой старости с удовольствием вспоминал о своем юношеском торжестве. Он написал об этом в своей автобиографии следующее:

«Я произнес две речи: одну – в прозе, другую – в стихах. Первая вышла до такой степени округленною, как будто я читал ее с рукописи; но когда я затем прочел стихи, мне пришлось приблизить бумагу к глазам (потому что я близорук) так близко, что все тотчас поняли, что предыдущую речь я произнес наизусть. Поэтому все подумали, что я выучил прозу наизусть, и удивились, спрашивая, почему я лучше не сделал это со стихами, что гораздо легче. Я ответил, что они ошибаются. Я не учил прозу наизусть, но произнес ее экспромтом. Они не хотели верить. Я сослался на пример проповедников, довольствующихся лишь краткою программою проповеди. Латинская речь течет у меня так свободно, как у них немецкая. Тут я достал бумаги, и они убедились, что написано было совсем иначе, чем я говорил. За это меня осыпали чрезвычайными похвалами».

Экзаменаторы так восхитились красноречием диспутанта, что просили его остаться при университете; но Лейбниц отказался, не чувствуя особого призвания к профессорской деятельности. Не желая ни остаться в Альторфе, ни возвратиться в Лейпциг, Лейбниц на первых порах не составил себе никакого определенного плана действий. Он поехал в соседний с Альторфом главный город республики, Нюрнберг, где жил его однофамилец (по другим сведениям, дальний родственник) Юстус Лейбниц, с которым философ Лейбниц был хорошо знаком. В Нюрнберг молодого философа привлекла молва о знаменитом обществе розенкрейцеров, во главе которых стоял тогда проповедник Вёльфер. Юстус Лейбниц также принадлежал к этому таинственному обществу. Известно, что Декарт в свое время напрасно пытался узнать тайны розенкрейцеров.

Юный Лейбниц, отличавшийся талантами дипломата, выказал в этом случае много находчивости и хитрости. Он достал сочинения знаменитейших алхимиков, выписал из них самые темные, непонятные и даже варварски нелепые выражения и формулы и составил из всего этого род ученой записки, в которой, по собственному признанию Лейбница, он сам ничего не мог понять. Эту бессмыслицу он преподнес председателю алхимического общества с просьбою принять его сочинение как явное доказательство основательного знакомства с алхимическими тайнами. Розенкрейцеры оказались настолько наивными, что немедленно ввели Лейбница в свою лабораторию и сочли его по меньшей мере адептом. Ему было даже поручено, за известное годовое жалованье, вести протоколы общества. Лейбниц действительно в течение некоторого времени состоял секретарем общества, вел протоколы, записывая результаты опытов, и делал выдержки из знаменитых алхимических книг. Многие члены общества даже обращались к Лейбницу за сведениями, а он, в свою очередь, в самое короткое время постиг всю их премудрость. Лейбниц никогда не сожалел о времени, потерянном в обществе розенкрейцеров. Много лет спустя он писал: