Михаил Филиппов - Готфрид Лейбниц. Его жизнь, общественная, научная и философская деятельность

По тогдашним правилам, Лейбниц мог держать докторский экзамен не иначе, как после пятилетнего пребывания в университете и выдержав целый ряд предварительных испытаний. Эти правила чрезвычайно тяготили Лейбница. «Мне совестно и жалко подумать, сколько времени потерял я понапрасну ради этого срока», – писал он впоследствии.

Лучшие из профессоров оценили его: особенно высокого мнения был о Лейбнице Яков Томазий, который председательствовал на первом диспуте молодого бакалавра (30 мая 1663 года). Темою для этого диспута Лейбниц избрал вопрос о принципе индивидуальности, – выбор замечательный по связи этого принципа с позднейшим учением Лейбница о «монадах». Эта первая латинская диссертация Лейбница полна схоластических причуд и тонкостей: однако и в ней уже сказывается сильный и независимый ум. Томазий так ценил эту диссертацию, что сам написал к ней предисловие, в котором публично заявил, что считает Лейбница вполне способным «к труднейшим и запутаннейшим прениям».

После этого диспута Лейбниц поехал в Брауншвейг, где жил его дядя, известный юрист Штраух, бывший профессор истории в Йене, а в то время – городской синдик. Целью поездки было согласовать с дядей некоторые спорные вопросы по наследству, оставленному отцом Лейбница. Штраух ценил способности племянника и даже переписывался с ним по научным вопросам, но, тем не менее, спор из-за наследства произвел между ним и Лейбницем значительное охлаждение.

Возвратившись в Лейпциг, Лейбниц блистательно выдержал экзамен на степень магистра «свободных искусств и мировой мудрости», то есть словесности и философии. В своей диссертации он чрезвычайно самоуверенно говорит о своих занятиях философией. Указав на трудности избранной им темы, Лейбниц прибавляет: «Едва ли кто-либо более моего способен к решению этого вопроса, потому что я, как только посвятил себя юридической науке, при каждом удобном случае возвращался к философии». Лейбниц советует и другим юристам не относиться к философии с пренебрежением и понять, что без философии большая часть вопросов права представляет лабиринт без выхода.

Лейбницу в то время не было и 18 лет. Вскоре после магистерского экзамена его постигло тяжелое горе: он потерял мать. По обычаю, ректор Лейпцигского университета разослал печатное латинское приглашение на похороны вдовы профессора Катерины Лейбниц, – документ любопытный в том отношении, что дает подробные сведения о предках Лейбница, которые тут же перечислены со всеми их званиями и должностями.

Семейное горе ненадолго прервало научные занятия Лейбница. По смерти матери он занялся, кроме юриспруденции, греческой философией. Частью под влиянием Вейгеля и Томазия, частью по собственному влечению, Лейбниц пытался согласовать системы Платона и Аристотеля как между собою, так и с системой Декарта. Он не принадлежал, однако, к числу тех эклектиков, которые чисто внешним образом склеивают и сбрасывают в одну кучу разнороднейшие миросозерцания, не имея при этом своего собственного взгляда. Как точный и оригинальный ум он стремился не к созданию компилятивной системы, а к синтезу, к поиску общих начал, поглощающих в себе прежние системы как односторонние частности. Главный вопрос, представлявшийся его уму, состоял в следующем: возможно ли соединение в одном высшем начале двух по-видимому взаимно исключающихся миросозерцании, из которых одно допускает в природе лишь механический принцип, тогда как другое видит во всем целесообразность?

Судя по письму, написанному Лейбницем уже в старости Монфору, вопрос о целесообразности, о телеологии или, как выражались схоластики, о «субстанциальных формах» волновал Лейбница еще в пятнадцатилетнем возрасте. «Когда я только что познакомился с сочинениями новейших философов, – пишет Лейбниц, – я, в то время еще 15-летний мальчик, часто гулял один подле Лейпцига, в рощице, называемой Розенталь, и рассуждал о субстанциальных формах. Наконец, механическая теория одержала верх и побудила меня взяться за изучение математики».

Мы видели, что Лейбниц с этой целью побывал в Йене и слушал Вейгеля. В Лейпциге математическое образование не шло дальше Эвклида, Вейгель познакомил Лейбница с основаниями алгебраического анализа. По возвращении в Лейпциг Лейбниц хотя и не продолжал систематических занятий математикой, однако и не расставался с ними вполне и даже пытался применить математику к юриспруденции и философии. Особенно занимала его теория сочетаний.

Было уже сказано, что Лейбниц давно составил план «азбуки идей». Весьма естественно было предположить, что путем сочетания различных символов, изображающих понятия, суждения и умозаключения, удастся чисто механическим путем добыть разные полезные выводы. Само собою разумеется, что результаты, достигнутые Лейбницем при его тогдашней малой математической эрудиции, не могли быть особенно значительными. Он, по-видимому, и не подозревал, что теория сочетаний уже привела к результатам весьма существенным не только для математики, но и для всех точных наук, через посредство созданной Паскалем, Ферма и Гюйгенсом теории вероятностей, гораздо более плодотворной, чем логические упражнения, которыми он занимался.

Между тем Лейбниц, еще не достигнув 20-летнего возраста, считал себя уже вполне подготовленным к докторскому экзамену. Но тут с ним произошло несколько странное приключение, рассказываемое его биографами по-разному. Наиболее правдоподобный рассказ сводится к следующему.

По обычаю (сохранившемуся в Германии до сих пор), Лейбниц должен был накануне докторского экзамена сделать визиты профессорам, прежде всего декану. Лейбниц явился к декану и постучал в дверь. Вышла деканша и спросила молодого человека довольно грубо, чего ему надо от ее мужа. Когда Лейбниц объяснил, что желает держать докторский экзамен, деканша пренебрежительно осмотрела его с головы до ног и сказала:

– Сначала не мешало бы отрастить себе бороду, а потом являться по таким делам.

Этот ответ до такой степени задел самолюбие двадцатилетнего юноши, что он, не сказав более ни слова, ушел и не возвращался.

Из этого вредно, что, в буквальном смысле слова, Лейбницу никто не воспрещал держать экзамен, а он сам отказался из-за оскорбленного самолюбия. Биограф Людовици, передающий эти подробности, наивно поясняет, что декан был тут ни при чем, во всем виновата деканша, которая, по общему отзыву, была «не из числа набожнейших и кротчайших женщин Лейпцига». Сверх того, известно, что декан, наоборот, был отличнейшего мнения о Лейбнице: незадолго перед рассказанным эпизодом он дважды лично предоставил Лейбницу читать с кафедры.

Для более полной характеристики нравов необходимо заметить, что докторский диплом по юридическому факультету был в то время в Лейпциге предметом соискания многочисленных кандидатов: с ним соединялись чисто практические выгоды. При юридическом факультете состоял род юридического бюро (Spruchcollegium), решавшего разные практические вопросы. Это учреждение включало 12 членов, непременно докторов Лейпцигского университета, но не из числа профессоров. Как нарочно, в 1666 году на открывшиеся вакансии явилось множество кандидатов, из которых Лейбниц, также добивавшийся попасть в «коллегию», оказался самым младшим по возрасту. Весьма естественно предположить, что в числе кандидатов были и родственники или кумовья деканши, чем и объясняется прием, оказанный ею Лейбницу.