Письма. Том второй - Томас Клейтон Вулф

в Америке – другие публикуют 50 или 100 романов в год, а «Скрибнерс» только 10 или 12, хотя они выпускают много других книг. Они также пытаются привлечь молодых писателей – сейчас у них есть Ринг Ларднер, Скотт Фицджеральд и Хемингуэй (не говоря уже о Вулфе). Они читали отрывки из моей книги Ларднеру и Хемингуэю за неделю до моего возвращения домой – боюсь, несколько грубоватые и вульгарные отрывки.

Наконец, я должен сказать вам, что десять дней, прошедшие с тех пор, как я вернулся домой на итальянском корабле, были самыми замечательными из всех, что я когда-либо знал. Они похожи на все фантазии о признании и успехе, которые были у меня в детстве, только еще более замечательные. Вот почему мое видение жизни становится более странным и прекрасным, чем я считал возможным несколько лет назад, – это фантазия, чудо, которое действительно происходит. Во всяком случае, для меня. Моя жизнь, с самого начала, была странной и чудесной – я был мальчиком с гор, я происходил из странной дикой семьи, я вышел за пределы гор и узнал штат, я вышел за пределы штата и узнал нацию и ее величайший университет, лишь волшебное название для моего детства, я отправился в величайший город и встретил странных и прекрасных людей, хороших, плохих и уродливых, я отправился за моря один и прошел по миллионам улиц жизни – когда я был голоден, без гроша в кармане, анемичные графини, вдовы разорившихся оперных певцов – всевозможные странные люди – пришли мне на помощь. В тысяче мест со мной происходило чудо. Так как я был без гроша в кармане и сел на один корабль, а не на другой, я встретил великую и прекрасную подругу [Алину Бернштейн], которая поддерживала меня во всех муках, борьбе и безумии моей натуры в течение более трех лет и которая была здесь, чтобы разделить мое счастье в последние десять дней. То, что другой человек, для которого успех и еще больший успех постоянны и привычны, должен получить такое счастье и радость от моего скромного начала, – еще одно из чудес жизни. Десять дней назад я вернулся домой без гроша в кармане, измученный ужасными и удивительными приключениями в Европе, всем, что я видел и узнал, и передо мной было только ненавистное преподавание – теперь ставшее странно приятным, – или работа в рекламе. На следующий день после Нового года – поистине Нового года для меня – все началось: требование издателя по телефону, чтобы я немедленно приехал к нему в офис, первая долгая встреча, на которой я сидел дикий, взволнованный и дрожащий, когда до меня наконец дошло, что кто-то наконец-то определенно заинтересован, указания уехать и обдумывать сказанное два или три дня, вторая встреча, когда мне сказали, что они точно решили взяться за это, официальное письмо с условиями контракта, наконец сам контракт и вид благословенного чека. Разве это не чудо? Что случилось с несчастным парнем без гроша в кармане за десять дней? Разве детские мечты могут быть лучше этого? Миссис Бойд, пытаясь немного успокоить меня, сказала, что скоро наступит время, когда все это мне надоест, когда даже заметки и вырезки из прессы будут значить для меня так мало, что я не стану на них смотреть – так, по ее словам, чувствует и действует ее муж, известный критик и писатель. Но разве не прекрасно, что это случилось со мной, когда я был еще молод и достаточно восхищен, чтобы быть в восторге от этого? Возможно, это никогда больше не повторится, но у меня было волшебство – то, что Еврипид называет «яблоня, пение и золото». О моем путешествии по Европе на этот раз, обо всем, что случилось со мной, и о том, как все это началось, я могу рассказать лишь вкратце: о моих приключениях на корабле, о моих скитаниях по Франции, Бельгии и Германии, обо всех книгах и картинах, которые я видел и покупал, о моей новой книге [После завершения работы над «О потерянном» в марте 1928 года Вулф начал работу над новым романом «Речной народ». Роман был задуман как более обычная, коммерческая книга, и был основан на впечатлениях Вулфа от жизни в Бостоне, Нью-Йорке и Райнбеке и его скитаниях по различным европейским городам. Вулф изображает себя писателем Оливером Уэстоном, а сюжет вращается вокруг круга общения богатого молодого художника (в основе – Олин Доус) и его любви к австрийской девушке (Грета Хильб, с которой Вулф познакомился на борту корабля, возвращавшегося домой из Европы). Надуманный сюжет не заинтересовал Вулфа, хотя он продолжал работать над ним на протяжении почти всего 1928 года. Его начальные попытки сохранились в Гарвардском университете]. В настоящее время написана треть книги о моем пребывании в Мюнхене и странном и ужасном приключении на Октоберфесте (со всеми его странными и прекрасными последствиями) – как, обезумев от задумчивости собственного нрава, разочарованный и больной душой из-за того, что мою книгу не приняли, потерянный для всех, кто заботился обо мне – даже не оставив адреса, – больной тысячью болезней духа, я подставился под удар четырех немцев на Октоберфесте и, уже не заботясь, убил я или был убит, в грязи, темноте и под проливным дождем затеял ужасную и кровавую драку, в которой, хотя мой скальп был рассечен ударом каменной пивной кружки, а нос сломан, я был слишком безумен и дик, чтобы знать или заботиться о том, ранен я или нет, – и пришел в себя только после того, как остальные потеряли сознание или убежали, а я был задушен до потери сознания, причем тот, кто остался, и его бедная жена, кричала, упала на мою спину и царапала мне лицо, чтобы заставить меня ослабить хватку на его горле. Только тогда я осознал крики и вопли окружающих меня людей, только тогда я понял, что то, что душило и слепило мне глаза и ноздри, было не дождем, а кровью; – тогда, пока я тупо искал в грязи свою потерянную шляпу, все люди кричали и вопили: «Хирурга! Хирурга! Хирурга! Хирурга!» Приехала полиция и взяла меня под стражу, сразу же отвезла к полицейским хирургам и перевязала мои раны. О прекрасных и трогательных последствиях этого ужасного и жестокого дела, в котором я впервые дошел до дна своей души и увидел, сколько в каждом из нас заложено силы для зла и безумия, плача внутри себя не из-за потери тела, а из-за растраты и потери души, и милых людей,