Збигнев Войцеховский - Раневская, которая плюнула в вечность

Отец кричал и угрожал, ругался и упрашивал, уговаривал, убеждал, пугал. Ничего не помогало. В какой-то момент он применил запрещенное средство – сказал, что его дочь не годится в артистки, потому что элементарно некрасива. Но это не подействовало. Тогда Гирша Фельдман понял, что дочь ему не сломать, и отказал ей в содержании.

Фаина Фельдман уехала в Москву.

С одной стороны, может показаться, что отец не остался побежденным. Его решение не давать дочери денег было жестоким, но выглядело как поступок победителя. Хотя должен вам сказать, что без денег в те годы Фаина Раневская не осталась. Мать регулярно посылала ей небольшие суммы. На фоне фактов, открывшихся спустя многие десятилетия, становится ясно, что делала она это с разрешения мужа.

Театральная жизнь в Москве, а потом в Крыму так затянула Фаину Раневскую, что о воссоединении с семьей, которая уехала в эмиграцию в 1917 году, не могло быть и речи. Может показаться, что Фаина была забыта отцом и матерью, но это не так. Гирша, как оказалось, постоянно следил за ее успехами из эмиграции. Радовался. Был счастлив, когда к его дочери пришло настоящее признание, пусть уже и в чужой для него стране.

Таким вот образом и получилось, что первым мужчиной, над которым Раневская одержала верх, был ее собственный отец. Это укрепило веру Фаины в то, что она сможет, если захочет, добиться собственной независимости в этом мире, летящем в тартарары.

Первое поражение от мужчины

Самое первое свидание забылось, обида зажила. Прошло почти десять лет. То детское чувство первой влюбленности теперь, из дали годов, казалось Фаине смешным, камешки, летящие в спину, – почти безобидными. Иногда она вспоминала о той девочке, дурочке, в общем-то.

Поэтому Фаина Раневская опять влюбилась. В мужчину. В актера театра. Не в простого, а в самого главного.

Вы как хотите, а я ее прощаю, пусть она и потеряла голову. Потому что Фаина Раневская в первую очередь любила театр, олицетворением которого для нее стал именно этот человек. Она буквально обожествляла его, высокого, сильного, а главное – уверенного в себе.

А дело было так.

В Москве карьера Фаины Раневской сложилась не самым лучшим образом. Она играла в летнем театре, зимой он закрылся. Мест не было. На театральной бирже Фаине предложили работать в театре в Крыму. Кстати, именно там определили ее первое амплуа как «гранд-кокет». Она поехала туда.

В одном из спектаклей у нее была роль заднего плана. Несложная, безмолвная. Она, влюбленная в главного героя, должна была появиться на сцене, а потом исчезнуть. И все.

Для Фаины Раневской сыграть эту роль было и сложно, и просто. Сложно потому, что перед ней стояла задача показать зрителю искреннюю влюбленность и сделать это без слов, за несколько коротких минут. Просто потому, что к этому времени Фаина Раневская буквально боготворила главного актера театра. Она была искренне влюблена в него.

Стоит вот что еще сказать. Театры в Крыму, многочисленные, самые разные, не отличались высоким профессионализмом. Режиссеры преследовали одну-единственную цель: чтобы отдыхающей публике было не скучно, а весело. Поэтому они ставили простые спектакли в основном любовной тематики, безо всяких глубоких измышлений.

Свою роль Фаина Раневская могла сыграть, элементарно выйдя и встав где-то в уголке на заднем плане. Кто-то из персонажей пьесы сказал, что есть еще одна дурочка, влюбленная в героя. Вот выйди и покажись.

Но это была Раневская. Она уже с первых ролей не давала себе никаких скидок даже в таких пустяковых постановках. Надо сыграть так, чтобы зритель увидел и поверил.

Растерянная от сверхзадачи, поставленной самой себе, она решилась подойти к главному актеру, своей мечте, и спросить, как же ей играть.

– Милочка, ты меня там любишь? – небрежно поинтересовался актер. – Прекрасно, тогда плачь!

Фаина Раневская плакала. Она вышла и безмолвно – ведь по сценарию тут нет никаких рыданий! – глотала слезы, буквально пожирая глазами свою любовь.

Черт возьми, но зрители заметили эту плачущую девушку, поняли ее любовь! Она ощутила волну сочувствия, идущую из зала.

Спектакль закончился, а она продолжала плакать. Уже почти вслух, совершенно по-настоящему.

– Душечка, что с тобой? – решил снизойти да нее главный актер. – Почему ты плачешь?

– Потому что я люблю вас, – ответила зареванная Фаина Раневская.

Актер на минуту задумался и продолжил:

– Вы снимаете квартиру неподалеку? Одна? – Он услышал утвердительный ответ и тут же продолжил: – Тогда, милочка, ждите меня сегодня в семь часов! – Актер совсем по-отечески тронул голову девушки.

Фаина Раневская летела на свою съемную квартирку не просто окрыленная. Она была безумно счастлива и озабочена. К ней придет такой мужчина, а что у нее есть? На ней самой?.. Боже, разве же в таком белье можно принять мужчину? В этом платье?

Для ясности следует заметить, что все свои театральные костюмы актеры типа Раневской, то есть новички, пока не вписавшиеся в основной костяк театра, должны были покупать за собственные деньги. Раньше, в Москве, на средства, присланные матерью, Фаина купила несколько красивых платьев. Теперь одно из них она несла продавать или обменять. У нее не было белья, достойного такого мужчины! Это же ужас!

За полчаса до прихода актера Фаина, вся избегавшаяся, села и стала терпеливо ожидать. Квартира была выдраена набело, все сияло чистотой и свежестью. Лампа под новым темным абажуром светила таинственно и располагала к единению душ и сердец. Два только что купленных бокала, бутылка вина на столе, еще две – в небольшом кухонном шкафчике.

Фаина ждала. Ее сердце стучало все сильнее.

Ровно семь.

Никто не постучал в дверь. Прошло пять минут, потом десять, четверть часа. Актера не было. Фаина осторожно выглянула из квартиры – улица была пустынной, неживой. Никто к ней не шел.

В растерянности она вошла в дом, зачем-то стала опять протирать бокалы, переставлять с места на место бутылку красного виноградного вина. Потом Фаина села и смотрела на тени от абажура, которые пестрели на сером низком потолке.

Она услышала уверенные громкие шаги. Тут же кто-то затопал возле двери, постучал в нее. Девушка бросилась открывать.

Ее пьяное театральное божество стояло, чуть покачиваясь, держа в одной руке бутылку дорогущего коньяка. Актер улыбался, ничуть не смущаясь.

– Ты позволишь, душечка? Ты же обещала, так?

– Да-да, конечно, – пролепетала Фаина, отступая в комнату.

Актер уверенно, по-хозяйски шагнул вовнутрь, огляделся по сторонам, удовлетворенно хмыкнул и спросил:

– Клопов в кровати нет?

– Нет, – опешив, еле выдавила из себя Фаина.