Иван Лаптев - Власть без славы

В этих трудных условиях надежда прежде всего в том, чтобы сохранить, закрепить то, что уже завоевано: демократические открытые выборы, демократические законы, конституционную законодательную и исполнительную власть. Я имею в виду не только и не столько депутатские или судейские корпуса, я имею в виду сами институты власти! Они должны быть способны удерживать власть, порученную им народом, и устоять против тихой аппаратной осады, успеху которой они нередко сами способствуют, ибо понять суть аппаратных игр очень и очень непросто.

Но надежда — и в каждом из нас. Один из наших ученых, с которым я довольно редко и сталкивался-то, прислал недавно записку, где были близкие моему сердцу слова: «В недрах жизни самостоятельно возросла и окрепла сила, именующая себя демократической, и активно выступила против авторитарно-бюрократического наследия. Она вбирает в себя представителей всех социальных слоев общества, ее подходы поддерживает и реформистское крыло КПСС. И вообще можно утверждать, что формальная партийная принадлежность сегодня мало о чем говорит: во всех политических структурах имеются люди, искренне радеющие за реальное переустройство жизни. Все больше проявляются просто личности со своей неповторимостью, и с этим надо научиться жить. Хватит идентифицировать человека с организацией!»

И я согласен с моим корреспондентом, что именно на нынешнем этаже возникло императивное требование: преодолеть подавляющие наш разум «измы», оборвать бесполезные схоластические споры вокруг них и о них. Мертвые не должны хватать живых, и нам надо просто выходить на прагматичную государственную политику, дистанцированную от привычных нам идеологических установок, оцениваемую только одним — пользой человеку и обществу. Только на основе такой политики поднимемся мы не на бой, а на повседневный труд, способный объединить всех, кто хочет и умеет честно, добросовестно, профессионально вести свое дело.

В демократическом, самостоятельном и деловом объединении — и наша надежда, и наша страховка от действий тех, кто вылезет из окопов назад».

Такую вот статью вознамерился я опубликовать после июльского (1991 г.) пленума.

Не думаю, чтобы она что-нибудь поправила или отменила — газетные публикации вообще мало что меняют, если власть не захочет использовать их как оправдание или прикрытие своих действий. Но тогда мне казалось, что должен же быть какой-то выход из положения. И как ни странно, именно разгромленная на пленуме программа подсказывала его. Она действительно была программой социал-демократического толка. КПСС, видимо, в генах своих сохранившая сталинскую ненависть к социал-демократии, принять ее на деле как реальную основу своего построения и деятельности не могла никак, встречай она эту программу даже овациями. Между тем ее идеи уже были восприняты — не столько коммунистами, сколько интеллигенцией. Надо было решаться на самый крутой, радикальный шаг — звать на платформу этой программы ту часть партии, которая ее разделяет, признать существующий, но стыдливо замалчиваемый раскол КПСС, еще больше углубить его, разделить партию надвое, что, кстати, не раз предлагал А. Н. Яковлев. Горбачев, который в наши дни как раз и пытается создать социал-демократическую партию, тогда на это не решился. В результате наиболее интеллектуальная, реформаторски настроенная часть коммунистов либо вышла из КПСС, либо по инерции отбывала там «повинность». Тон задавать стали те, для кого время остановилось давным-давно, кто возможность и необходимость перемен вообще не признавал и не допускал. Своими действиями эта часть КПСС мощно усилила позиции Ельцина, стала тем жупелом, которым его команда успешно пугала страну и весь мир. Интересно и то, что идейный багаж нового российского руководства состоял во многом из положений последней программы КПСС.

Сегодня к сказанному можно только добавить, что и первая, и вторая партии практически исчезли. А вот третья, как это ни покажется странным, оказалась бессмертной. Демократические преобразования она очень быстро превратила в преобразования номенклатурные, сама себя объявила главным демократом, главным реформатором, даже главным приватизатором. Очень быстро и умело отобрала у неопытных, крикливых младших научных сотрудников случайно попавшую к ним власть и, как всегда, оставаясь в тени, отрегулировала «под себя» и внутреннюю, и внешнюю политику. Да, при этом энергичные, шустрые люди типа Березовского или Потанина успели кое-что ухватить, пока аппарат тихо вползал в новую власть, но — пусть их, пока на всех хватит, а не хватит — отберем обратно. Оказалось, что наши Акакии Акакиевичи — превосходные банкиры, торговцы, менеджеры, даже политики и депутаты. Страна из рук партийной номенклатуры попала в мохнатые лапы номенклатуры беспартийной. Как наш старый Кремль — поменяли флаги над ним, а в остальном все осталось по-прежнему, только новые хозяева любят блеск и мишуру еще больше, чем бывшие.

Точнее, не совсем по-прежнему. Вот сухие данные: на 100 тысяч россиян приходится сегодня в полтора раза больше аппаратчиков, чем приходилось их в Советском Союзе. Добавьте к этому тех чиновников, которые «переквалифицировались» в «новых русских», и спросите себя: так кто же победил в результате перестройки, Беловежского соглашения, расстрела российского парламента и прочая, и прочая, и прочая?

Наша третья партия победила.

Казалось, что была и первая, и вторая. А вышло, что была только одна — третья.

Именно ее неизбежно поднимал на борьбу с самим собой М. С. Горбачев. Поднимал обещанием перемен и первыми, еще не самыми крупными шагами по их осуществлению.

Глава 9. Кто раскачивал лодку?

Бесспорно, первыми «качальщиками» были М. С. Горбачев и его команда. Чтобы не только практически начать перестройку, но даже всерьез говорить о ней, необходимо было расшевелить, раскачать аппаратные структуры страны, и в первую очередь — 19-миллионной компартии. Надо было сменить часть кадров, либо скомпрометировавших себя, либо просто не способных к малейшему самостоятельному шагу — таких было немало. Была и еще одна часть партработников, которые настолько комфортно чувствовали себя на своих постах, что не допускали мысли о каких-либо переменах. Так или иначе, но к 1988 году Горбачев сумел без шума и скандалов заменить около 60 процентов первых секретарей в республиках, крайкомах и обкомах. Впрочем, тогда шуметь и скандалить с ЦК КПСС пытался всего лишь один человек по фамилии Ельцин.

Эти кадровые перемены адресовались и на другие этажи партии — в горкомы, райкомы, окружкомы, в систему профсоюзов, советов, исполнительной власти. Своеобразная революция в недрах чиновничьего аппарата покатилась по стране, вызывая естественное беспокойство у сторонников провозглашенной в свое время Л. И. Брежневым кадровой стабильности. Считаю, что громкие упреки Б. Н. Ельцину за тотальную смену секретарей московских райкомов были на самом деле завуалированными претензиями к кадровой политике Горбачева.