Сергей Зинин - Неизвестный Есенин. В плену у Бениславской
О многом Галина была в курсе, но понимала, что пребывание Есенина на Кавказе спасает его не только от судебного преследования в Москве, но и создает благоприятные условия для творчества. В Москве он опять окажется в окружении собутыльников, вновь будет попадать в различные неприятные истории. Искренне просила из Константинова, навестив родителей поэта: «Только в Москву не надо приезжать сейчас: скука там, болото, сплетни, слухи. И зима».
Перед Новым годом и представить не могла, что ей еще раз придется подвергнуть свои чувства к Есенину серьезному испытанию. Проверкой оказалось неожиданно вспыхнувшее сильное влечение к Л. В жизни Бениславской это самая загадочная личность, о котором даже ближайшие подруги ничего не знали. Сама любовная новогодняя эпопея пронеслась быстро и головокружительно. Страсть была сильнее ее воли и рассудка. Встретилась с Л. в предновогодний вечер случайно. Вспыхнувшее влечение друг к другу захватило обоих. Через некоторое время после знакомства им казалось, что они давно и хорошо знают друг друга. Затем было чудесное застолье в ресторане, завершившееся страстной ночью. И все совершалось без какого-то угрызения совести, без самобичевания и оглядок на окружающих. Бениславская доверяла Л. безоговорочно. Она со всей полнотой почувствовала себя любимой женщиной, которая очень дорога и нужна любимому мужчине, о котором она знала немного из его рассказов, но этого было достаточно для искренних и теплых отношений. Проявленные чувства Л. для Галины казались своеобразным эталоном любви к ней мужчин. За короткий период она получила от него то, что не смогли дать ей другие мужчины. В ее памяти он остался как Л., а этой буквой она обычно обозначала в письмах слово «любовь».
О своем новогоднем любовном порыве Бениславская никому не рассказывала. Нет сведений о таинственном Л., как в ее письмах подругам, так и в письмах подруг к ней. Доверила только дневнику, полностью не расшифровывая имя и фамилию. Записала: «Единственная измена — Л. Этой зимой я поняла, что если Сергея я люблю больше всех, больше, чем себя самое, то все же к Л. у меня не только страсть. Боже мой, ведь Сергей должен был верить мне и хоть немного дорожить мной, я знаю — другой такой, любившей Сергея не для себя самой, другой он не найдет; и Сергей не верил, швырялся мной. И если я не смогла отдать Сергею все совсем, если я себя как женщину не смогла бросить ему под ноги, не смогла сломать свою гордость до конца — то разве ж можно было требовать это от меня, ничего не давая мне? А Л. не имел никаких причин верить мне, было все, за что он мог только плохо относиться ко мне, и он все же ничем не оскорбил меня. Там, где меньше всего ожидала, — там нашла. Ведь с Л. я могла быть самой собой, настоящей, не ломая себя. Ведь мало не лгать, только тогда хорошо, когда можно говорить всю правду прямо. Л. я могла говорить. Я вот сейчас вспоминаю, и мне приятно и хорошо — здесь я была правдивой до конца. И даже гордость Л. не помешала этому. «Спасибо, спасибо», — хотелось сказать ему тогда, в последнюю встречу».
Эту встречу с Л. Галина не могла забыть. В последние месяцы своей жизни она вспоминала: «Я рада встрече с Л. Это единственный, кто дал мне почувствовать радость, и не только физически, радость быть любимой. Ведь Покровский — это самообман. Мне нужен был самообман, я внушала себе и всем, что я должна была скрывать от Сергея, я могла давать волю с Покровским. И только Л. был настоящим. Мне и сейчас дорого то безрассудство. Но это все равно».
Когда Галина после бурно проведенного времени с Л. вернулась домой, то встретила удивленный и настороженный взгляд Екатерины, догадавшейся обо всем. Эта встреча с сестрой Есенина заставила Бениславскую очнуться, расстаться с любовными грезами, возвратиться в обычный быт коммунальной квартиры.
Не стала рассказывать Екатерине, кто такой Л., где и как они познакомились. Она считала, что об этом никто не должен знать. Готова была вытерпеть все что угодно, даже если об этом узнает Сергей. К объяснению с ним она была готова. Сказала Кате, что решила сама рассказать Есенину об этой новогодней истории, ничего не скрывая. Неожиданно 19-летняя Екатерина, которая была свидетельницей любовных встреч брата с Ритой Лившиц, стала ее убеждать, что лучше об этом не только Сергею, но и другим не рассказывать, сохранить в тайне. В свою очередь, Катя обещала хранить полное молчание и предать эту историю забвению. Галина успокоила ее, неожиданно сообщив, что она больше с Л. никогда встречаться не будет. Это ее решение было окончательным. В дневнике Бениславская записала: «Единственное сильное чувство, очень бурно и необузданно вспыхнувшее к Л., я оборвала сама».
Галина не стала оправдываться, но позже попыталась объяснить Екатерине в одном из последних ей писем. «Ты помнишь и знаешь всю прежнюю канитель, — писала она. — Миклашевская — Покровский, я ему «как женщина» не нравлюсь и прочее. Дела и грехи в равной мере. Потом история с Ритой, когда я уходила из дома, чтоб не мешать им. Летняя история, когда я была в Крыму и когда я с такой тоской ждала его там, засыпая тебя письмами. Ты знаешь, что я не из тех женщин, которые с блаженной улыбкой позволяют собой швыряться. Во всех экспериментах Сергея я защищалась, как могла, стараясь при этом по мере возможности не делать ему больно. Ты знаешь, что только при такой любви как к нему я могла так кротко относиться ко всему. Но себя как женщину я считаю свободной. Я всегда считала, что надо быть жалким существом и дурой, чтобы блюсти ненужную ему (по его же словам) верность и ждать как подачки его ласки. Душою я всегда была его. В остальном я тоже могла быть только его, даже в том случае, если бы он изменял мне, но не унижая меня, не швыряясь мною».
Постепенно все, связанное с Л., отдалилось и стало казаться чудесным сном. Бениславская, трезво оценивая случившееся, еще больше убеждалась, что ее дальнейшая жизнь без С. Есенина невозможна, какой бы сложной и трудной она ни была.
Стала отправлять на Кавказ письма, которые начинались словами: «Солнышко мое, родной Сергей Александрович! Что же Вы? Опять спрятались? С 1 января и до 21 — ни слова. Почему?». Не получив ответа, вновь пишет: «Солнышко мое, Сергей Александрович! Где же письма? Одна записка — и все». Письма заканчивались заверениями: «Крепко люблю и целую. Галя. Соскучилась я без Вас очень».
Когда приехал Есенин, то Бениславская промолчала о своем кратковременном романе с Л., объясняя свое состояние общими словами: «раньше было все равно, а теперь уже не та». О том, что не рассказала всю правду, она не могла в дальнейшем простить себе. После смерти С. Есенина написала Екатерине: «Между прочим, единственное, что мне больно то, что я послушалась твоих уговоров и не рассказала все полностью, как и что было, а только отделалась той фразой. Это единственное, в чем я чувствую себя немного виноватой, но только в том, что не сказала, а не в том, что сделала, повторяю, я считаю, что тогда я была вольна в своих действиях. Единственное, что я оберегала, это Шурку, тебя же и оберегать было бы смешно, т. к. ты, слава Богу, приключения с Ритой еще раньше видела».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});