Преломление. Витражи нашей памяти - Сергей Петрович Воробьев
— Что за комиссия, Создатель? В кои веки мы отдавали левый якорь? Это же для нас катастрофа!
Баковый матрос Семён, зная все тонкости якорных пертурбаций, аж присел на корточки и, сжав голову руками, произнёс сквозь зубы:
— Что ж теперь будет, Господи?!
— А что будет, то и будет, — в отчаянии произнёс боцман.
Перейдя к левому якорю, он ослабил ленточный тормоз. Поскольку якорь нужного веса не имел, то долго стоял в клюзе задумавшись, но потом всё-таки стал медленно сползать в воду. Сначала по инерции он погрузился до самого вертлюга, а потом благополучно всплыл и лежал на воде, как купальщик, отдыхающий на спине.
Боцман тут же доложил:
— Мостик, мостик, якорь отдан, но не тонет, собака! Как поняли?
Капитан удовлетворённо поправил мицу на голове.
— Та-а-ак! Я предупреждал! Говорил же — плохая примета! Вот она и сбылась тут же, Иван Петрович! — обратился он сам к себе.
Обстановка стала критической, лоцман пребывал в ступоре. За всю свою многолетнюю службу ничего подобного он не видел.
— Ещё минута, и наш пароход снесёт причал! — закричал капитан.
Подбежав к рулевому, он стремительно переложил руль на другой борт, дал «полный назад» и гаркнул:
— Твою мать! Отдать правый якорь!!!
На этот раз якорь с шумом ушёл в воду, и судно стало разворачиваться, как стрелка на циферблате. Ошвартовались в одно касание.
— Вот так сразу и надо было! — удовлетворённо выдохнул капитан.
Лоцман, придя в себя и одёрнув китель, произнёс на прощанье:
— По идее я должен подать рапорт, но считайте, что я ничего не видел. Разбирайтесь тут сами, почему у вас якоря плавают…
— Почему у тебя якоря плавают? — набросился капитан на боцмана, когда тот поднялся на мостик.
Почесав затылок и подумав пять секунд, боцман честно признался:
— Необъяснимо всё это, Иван Петрович. Русская душа — загадка, и всё, что творится вокруг неё, тоже есть загадка и недоумение.
Главное — ВОВРЕМЯ ОТДАТЬ ЯКОРЬ!
Лапы точить не яблоки мочить
К нам на пароход для прохождения практики прислали двух курсантов из ЛАУ — Ленинградского Арктического училища, находящегося в Стрельне. Сейчас там, в Константиновском дворце, находится загородная резиденция российского президента. Перво-наперво курсантов проверяли на «вшивость». Давали задание с известным флотским приколом: послать неофита на камбуз продувать макароны. Это считалось самым безобидным. Более изощрённый способ посмеяться над будущим мореманом — это послать его на клотик[14]за паром, выпросив у кочегара нужный мешок. Или — принести от механика ведро «шайзы» (в переводе с немецкого — дерьма) для заделки трещин в корпусе. Среди боцманов самым популярным было заставить салагу заточить напильником лапы у резервного якоря. Поэтому, особенно не ломая голову, наш боцман Миша Греков послал практикантов — будущих штурманов — запиливать концы якорных лап. Эти лапы напоминали стреловидный наконечник трезубца Нептуна и словно сами напрашивались, чтобы их заточили.
Для этого боцман, вручив зелёным курсантам старые стёртые напильники, наказал:
— Точить до состояния лезвия бритвы. А то в последнее время якоря стали плохо грунт цеплять.
Подведя салаг к резервному якорю на главной палубе, боцман многозначительно провёл пальцем по лапам:
— Совсем затупились. Это от сырости. Вот вам первое флотское задание: точите, ребята. Чтоб на всю жизнь запомнили — на флоте зряшной работы не бывает. Ты давай на левую лапу, а ты, — и он вдавил заскорузлым пальцем блестящую пуговицу на бушлате молодого курсанта, — на правую. Кто быстрее заточит, тому приз. И запомните: лапы точить — это вам не яблоки мочить.
С этими словами боцман удалился, слегка пританцовывая и насвистывая «Вихри враждебные веют над нами». Наши курсанты, ни сном ни духом не ведая о том, что им предстоит, тут же и приступили к заточке массивных якорных лап. Курсант Коля подсел на левую лапу, а курсант Толя, соответственно, на правую. Славному пароходу исполнилось, слава Богу, 25 лет. И напластования краски на якоре можно было сравнить с годичными кольцами дерева. Напильники только слегка царапали верхний слой.
— Чтобы добраться до железа, тут не напильник нужен, а топор, — предположил Коля.
Услышав про топор, Толя словно по наитию поднял голову. На глаза ему тут же попался пожарный щит, на котором и висел топор с длинным красным топорищем. Обрадовавшись, он схватил его и стал скалывать с якоря сухую чешую старого сурика, черни и кузбасс-лака. За этим занятием их застал проходивший мимо матрос-рулевой. Был он из поволжских немцев. Увидев, как ребята рубят якорь пожарным топором, остановился и, открыв от изумления рот, присел и стал наблюдать за процессом. Толя явно был в ударе, от старания даже язык высунул.
— Это за что ты его так? — спросил опытный матрос.
— Боцман дал задание лапы заточить, — стал пояснять Коля, — а мы инициативу проявили: сначала краску решили топором сбить, а потом уже можно и напильником работать.
— Моя идея! — постучал себя в грудь кулаком Толя.
— Ах, вот оно в чём дело! — сообразил наконец матрос. — Я вам тогда посоветую шлифмашинку взять. Там абразивный камень. В два счёта заточит лапы так, что бриться можно. А напильниками — это до утра пилить. Боцман, бедолага, всё по старинке привык.
Я вам сейчас всё настрою. Хорошо ещё, что он вас за «шайзой» не послал.
Матрос принёс из подшкиперской ручную пневмомашинку. Подсоединили шланг к разъёму сжатого воздуха, и опытный «инструктор» показал, как надо запиливать. Бешено вертящийся круг стачивал железо прямо на глазах, только искры летели. Коля в один присест запилил под острый клин левую лапу, а Толя — правую.
Смахивая рукавом с лица осевшую пыль, он удовлетворённо произнёс:
— Вот что значит техника. Без неё до утра бы пилили.
Особенно был доволен сделанным матрос-наставник.
— Вот это и есть настоящая флотская работа, а то топором по якорю. Некультурно как-то. Только не говорите боцману, даже под пытками, что воспользовались техникой. Он это страшно не любит. Воспитан на старых традициях. Нововведений не терпит, — заключил он.
В это время боцман пребывал в «нирване»: лёжа на диване в кают-компании, внимал эстрадной певице Майе Кристалинской, которая с телевизионного экрана пела ему задушевную песню: «Может, ты на свете лучше всех, только это сразу не поймёшь…» Внезапно курсант Толя нарушил идиллию, доложив о проделанной работе. Боцман поначалу не врубился. Кристалинская продолжала признаваться ему в любви, только это сразу не поймёшь…
— Так, говоришь, лапы заточили? Напильниками? За… — он посмотрел на свои трофейные наручные часы, — час и двадцать минут?
И только тут до него дошло, что разыгрывают именно его. Но кто? Зелёный курсантишка!
— Ну,
