Эдвард Брайант - Витраж с двойной спиралью ДНК

Брайант Эдвард

Витраж с двойной спиралью ДНК

Эдвард БРАЙАНТ

ВИТРАЖ С ДВОЙНОЙ СПИРАЛЬЮ ДНК

Бывает, что природа накладывает такие

ограничения, что их невозможно преодолеть

даже самым смелым воображением.

Но иногда их удается использовать...

Пол Чавез перевел взгляд с визитки, лежавшей на серебряной тарелке, на лицо О'Хэнлон, затем снова на визитку.

- Не смогла найти поднос - задвинула его куда-то лет двенадцать назад, а искать не было времени. Никогда бы не подумала, что он может понадобиться.

Ее улыбка напоминала сложенный пергамент, и Чавезу даже послышалось, что ее губы издают характерный хруст.

Он протянул руку и взял карточку. Пропечатанным черным аккуратным шрифтом на белом фоне удостоверялось, что некая Лэйни Бриджвелл является штатным корреспондентом Биллингского агентства "Ю-Би-Си Ньюз". Он перевернул карточку. Написанное неровными прыгающими каракулями можно было разобрать как "Мне обязательно нужно переговорить с вами о "Проекте Нью Мексико".

- Ох уж эти порождения электронного журнализма, - с усмешкой произнес Чавез, кладя визитку на тарелку. - Полагаю, что должен был бы принять ее в гостиной, если бы собирался это сделать. Но я не собираюсь.

- Она довольно настойчивая молодая особа, - сказала О'Хэнлон.

Чавез тяжело опустился на кушетку, сплел вместе пальцы рук и положил их на голову.

- Но ведь сейчас время отдыха. Будьте с нею повежливей.

- Непременно, доктор Чавез, - ответила О'Хэнлон, бесшумно выскальзывая из комнаты и грациозно развернувшись при выходе, закрывая дверь библиотеки.

Боль поступила к суставам его длинных конечностей. Чавез вытряхнул две капсулы из аптечки, которая давно уже стала постоянной спутницей его жизни, взял с орехового письменного стола графин и налил в стакан воду. Доктор Хансен предупреждал, что с годами будет еще хуже. Чавез улегся на бок и ощутил себя уставшим - уставшим как раз на свои семьдесят два года. Он подумал, что следовало бы, пожалуй, пройти через холл в спальню, но в этом не было необходимости. Он лучше спал здесь, в библиотеке. Деревянные панели из твердых лиственных пород, пастельные тона оригиналов Модриана действовали успокаивающе. Его отдых охраняли бесконечные ряды книг.

Он любил смотреть через выходящую на балкон стеклянную дверь на раскачиваемые ветром сосновые ветви, любоваться цветовой гаммой, которую создавал солнечный свет, прорывавшийся в помещение через вмонтированный в эту дверь витраж с изображением на толстом полированном флинтглассовом стекле двойной спирали дезоксирибонуклеиновой кислоты. Этот витраж подарила ему Анни тридцать лет назад.

Чавез почувствовал, что капсулы действуют быстрее, чем он рассчитывал. Ему послышался удар чего-то о стекло, но сон уже прочно сковал его веки.

...Содержание кошмара всегда было неизменным.

Они были в пустыне где-то между Альбукерком и Аламогордо - плотный полицейский Бен Петерсон, Роберт Грэхем из ФБР, сам Чавез и его хорошенькая умница-дочка Патриция.

Ветер, дувший порывами, после полудня усилился; он свистел постоянно, с надрывом, мешал разговаривать. Песок, как наждак, царапал их лица. Даже вытянутая вверх поросль чоллы - покрытых колючими шипами древоподобных кактусов - гнулась на ветру.

Внезапно Патриция сбавила ход. Она пыталась преодолеть двадцатифутовую дюну и вдруг стала сползать вниз почти настолько же, насколько каждый шаг продвигал ее вперед.

...Они все услышали его даже сквозь шум ветра - пронзительный, завывающий звук.

- Что за чертовщина? - прокричал Грэхем.

Чавез потряс головой. Он бросился к Патриции. Вязкий песок, срываемая ветром шляпа, которую необходимо было удерживать руками, - все это делало его бег очень неуклюжим.

Сначала над гребнем дюны выросли огромные усы. На какое-то мгновение Чавезу показалось, что это ветви сломленного ветром кактуса. Но затем в поле зрения попала уже сама голова с фасеточными глазами, сверкающими меняющимися оттенками красного и голубого. Жвала размером с крестьянскую косу лязгали и щелкали. Муравей остановился, явно рассматривая существа внизу.

- Вы только посмотрите на его размеры, - произнес Чавез - больше для себя, чем для остальных.

Он услышал восклицание Петерсона "Он здоровый как лошадь!"; обернувшись, увидел, что полицейский изо всех сил бежит к машине.

Реакция Грэхема была почти такой же быстрой. Он вытащил из-под мышки свой "Особый" тридцать восьмого калибра и вскинул было руку, но опасаясь задеть Патрицию, заорал: "Назад, скорее назад!". Но Патриция спускалась с дюны слишком медленно; ее ноги вязли в песке, а макси-юбка цвета хаки сдерживала шаг. Грэхем палил и палил, выстрелы глухо звучали на ветру.

Муравей, гладкую шерсть на груди которого трепал ветер, раздумывал всего несколько мгновений. Затем он бросился вниз, с жуткой точностью сгибая и разгибая все шесть членистых лап.

Чавез стоял, как парализованный. Он услышал за своей спиной кашляющие, заикающиеся звуки - это Бен Петерсон достал из машины автомат "Томсон". Песок вскипал фонтанчиками вокруг движущегося муравья, но тварь даже не замедлила движение.

Сделав всего дюжину шажков, Патриция выбилась из сил. Когда жернова жвал сомкнулись вокруг ее талии, она могла лишь вскрикнуть, глядя на отца с отчаянием в глазах; в уголках ее рта показалась кровь.

Сцена была столь же неожиданной, сколь и жуткой. "Томми", истратив всю обойму, смолк, и Петерсон в отчаянии опустил его. Выбрасыватель пистолета Грэхема выплюнул последнюю, отстрелянную гильзу. Чавез вскрикнул.

С грубой до жути грацией муравей развернулся и, таща тело Патриции, перевалил через гребень дюны и скрылся. Его трескучий крик продержался еще мгновение, прежде чем раствориться в вое ветра.

Песок сдирал кожу с лица Чавеза, который продолжал выкрикивать имя дочери. Кто-то тряс его за плечо, уговаривая прекратить... нет, уговаривая проснуться... Это не был ни Петерсон, ни Грэхем...

...Это была его дочь.

...Вернее, она была той, которая могла бы быть его дочерью. Она трясла его за плечо, лицо с резко очерченными деталями выражало обеспокоенность. Темно-карие глаза казались просто огромными; хорошо ухоженные прямые волосы светло-каштанового оттенка были коротко подстрижены.

Она отпрянула от него и села в обтянутое кожей потертое кресло. Чавез отметил, что она высока и очень худа, хотя какое-то мгновение он еще находился в состоянии между сном и бодрствованием.

- Патриция? - спросил он.

Она не ответила.

Чавез спустил ноги с кушетки и с трудом сел.

- Кто вы такая?

- Меня зовут Лэйни Бриджвелл, - ответила девица.