Аркадий Белинков - Юрий Тынянов

Грибоедов приходит к Ермолову, и Ермолов, вспоминая грибоедовскую службу у него в "прежнее время", говорит: "...видел, что вы служить рады, прислуживаться вам тошно, - вы же об этом и в комедии писали, а я таких людей любил... Нынче время другое и люди другие. И вы другой человек".

После того, как он ушел от Ермолова, простившегося "без вражды и приязни", мысли его невеселы: "О нем говорят, что он подличает Паскевичу. И вот это нисколько не заняло его. Судьи кто? .. И ребячество возиться со старыми друзьями. Они скажут: Молчалин, они скажут: вот куда он метил, они его сделают смешным. Пусть попробуют". Это, несомненно, мысли человека, испытывающего не "презрение" к "старым друзьям", а обиду на них. И хотя "ребячество возиться со старыми друзьями", но думает он об этом как раз на пути от одного старого друга (Ермолова) к другому старому другу (Чаадаеву), и все его недельное пребывание в Москве занято именно возней со старыми друзьями.

По всему роману рассыпано - Молчалин, Молчалин...

Где бы он ни появился, ему говорят или он сам думает: Молчалин.

Сенковский читает в присутствии Грибоедова кусок из монолога-программы Молчалина ("Мне завещал отец"). "Грибоедов насупился и посмотрел на него холодно". За четырнадцать строк до этого он оправдывается стихом из "Гюлистана": "Никто не выучился у меня метанию стрел, чтобы под конец не обратить меня в свою мишень".

Он думает о Молчалине, не только вытолкнутый старыми друзьями, но и принятый у людей, к которым испытывает отвращение, - к Сухозанету (расстрелявшему из пушек восстание), Голенищеву-Кутузову (вешавшему декабристов), Левашову (ведшему следствие по делу 14 декабря и допрашивавшему его самого), Чернышеву, Бенкендорфу... С ними обедает Грибоедов. И, услышав хамскую фразу Голенищева-Кутузова, Грибоедов думает:

"Тьфу, Скалозуб, а кто ж тут Молчалин?

Ну что ж, дело ясное, дело простое: он играл Молчалина".

Люди, которых за 14 декабря выслали на Кавказ, видят одного из своих старых друзей - Грибоедова - на параде. Им кажется, что "не всем друзьям тяжело...".

"- А кто с террасы на нас смотрел? В позлащенном мундире?

- А кто?.. Чиновники.

- Нет-с, не чиновники только. Там наш учитель стоял. Идол наш... Я до сей поры один листочек из комедии его храню. Уцелел. А теперь я сей листок порву и на цигарки раскурю. Грибоедов Александр Сергеевич на нас с террасы взирал.

Когда в душе твоей сам бог возбудит жар

К искусствам творческим, высоким и прекрасным,

Они тотчас: разбой, пожар,

И прослывешь у них мечтателем! Опасным!

Мундир, один мундир!

Он проговорил стихи шепотом, с жаром и отвращением. И вдруг лег на шинель и добавил почти спокойно:

А впрочем, он дойдет до степеней известных

Ведь нынче любят бессловесных".

Это слова Чацкого о Молчалине.

Сам Грибоедов к концу романа, к концу жизни с легкой усмешкой и совсем необидно сравнивает свои дела с фамусовскими, и сравнение строится на теме Молчалина:

"Мне самому смешно, когда вспоминаю свой собственный стих из "Горя от ума":

Как станешь представлять к крестишку ли, к местечку,

Ну как не порадеть родному человечку".

Кусок этот написан Тыняновым не по сплетням и не ло желчным воспоминаниям Н. Н. Муравьева-Карского, а по письму самого Александра Сергеевича Грибоедова, и в романе это письмо со словами Фамусова о Молчалине - цитата. Это цитата из письма Грибоедова графу И. Ф. Паскевичу от 3 декабря 1828 года, и в этом письме Грибоедов просит всесильного Паскевича за декабриста Александра Одоевского. Это то письмо, в котором захлебывающийся горем человек написал щемящие слова о том, что у божьего "престола нет Дибичей и Чернышевых"*. Тынянов подчеркивает другое. У Тынянова есть слова Чацкого о Молчалине в "предобродуш-нейшем письме". В письме же Грибоедова это не главное. Главное в нем совсем другое: "Главное... Помогите, выручите несчастного Александра Одоевского"**.

* А. С. Грибоедов. Сочинения, стр. 659.

** Там же, стр. 658-659.

С Молчалиным его сравнивают Ермолов и декабристы. И он сам сравнивает себя с Молчалиным.

Этот двойник - самый важный и самый страшный из всех двойников, заполнивших роман.

Людям, не подозревающим о трагедии великого человека, вынужденного искать новых путей в годы последекабрьской реакции, кажется, что он проделал путь от Чацкого к Молчалину. А он слишком горд, чтобы объяснять, какое это заблуждение. Быть может, дело не только в гордости. Он слишком устал, он знает, что ему не долго осталось, у него пропала охота доказывать, оправдываться, опровергать.

Плотность населения (двойников) в романе достигает уровня развитых европейских стран.

В толпе двойников героям романа Грибоедов напоминает очень непохожих друг на друга людей: то "покойного... Павла Ивановича Пестеля, то выдавшего его капитана Майбороду.

Это нужно для того, чтобы показать, что в Грибоедове всего хватит.

Двойник в "Кюхле" появляется как недоразумение, в "Смерти Вазир-Мухтара" - как разложение характера. Между этими двойниками будет описка - двойник правильно написанных слов. Описка станет двойником несуществующего человека, несуществующий человек - двойником существующего, мертвое - двойником живого. Недоразумение в рассказе будет возведено в общий закон "недоразумения" царя, империи, истории, жизни. После "Вазир-Мухтара" в "Восковой персоне" двойниками станут Петр и его восковое подобие, дело Петра и результат этого дела, Россия и кунсткамера. То, что в "Кюхле" было лишь "таким случаем", говорящим, что с.-петербургский обер-полицеймейстер точно дурак, станет мерцающей, колеблющейся двойственностью, раздвоенностью, бессмысленностью бытия "Подпоручика Киже", абсолютным детерминизмом и безвыходностью "Смерти Вазир-Мухтара" и бесплодной преходящестью, эфемерностью исторического деяния "Восковой персоны".

Все это родилось не на пустом месте, все это началось в "Кюхле", и отличие первого романа от более поздних вещей и особенно от второго в том, что в более поздних вещах развито и сконденсировано все то, что уже было намечено в первом романе.

Двойники в творчестве Тынянова не случайность и не исследовательское преувеличение. Эта тема пришла к Тынянову давно, была связана с его научной работой, с первой статьей, в которой он говорит о связи произведений Гоголя с "Селом Степанчиковом", "Бедными людьми", "Хозяйкой" Достоевского и его петербургской поэмой "Двойник". Через два года в статье о Блоке Тынянов снова вернулся к этой теме*.

* "Блок". В кн.: Ю. Тынянов. Архаисты и новаторы.

Преступление и наказание Кюхельбекера связаны как причина и следствие: преступление было совершено против режима, и режим его наказал. Понявший, что служба родине превращается в службу монархии, Грибоедов осуждает себя сам. "Преступление" Грибоедова было совершено против самого себя, и наказал он тоже себя сам. Его убийство - самоубийство.