Александр Карелин - Афганская война глазами военного хирурга

В палату возвращались возбужденные и счастливые. Дальше праздник пошел своим чередом: ели, пили соки, компоты, слушали магнитофон и радио, пытались поймать Москву. Танцевали по очереди с единственной дамой. Время пролетело не заметно. Уже к часу ночи начали «расползаться» по своим кроватям, ушла и гостья. Усталость и болезни брали свое. Виктор наспех убрал со стола. Большую часть блюд унесли еще раньше в сестринскую, где отмечали другие сестры, санитарки и санитары. Вскоре все в палате угомонились. Первый Новый год для Невского в Афганистане наступил…

Утром Невский поднялся одним из первых, состояние было более-менее, решил умыться, пока не набежало народу. Впрочем, Сергей Бабенко уже отсутствовал. Его он увидел в умывальной комнате в единственном лице. Серега без майки, обнажив мускулистое, прекрасно сложенное тело стоял у раковины и пытался чистить зубы. Руки его ходили ходуном, он никак не мог попасть щеткой в рот, все тело его тряслось мелкой дрожью. Александр сначала онемел от такого зрелища. Если бы он сам не сидел с ним вчера за одним столом, то решил бы — перед ним человек после страшного похмелья. Наконец, прокашлявшись, Невский спросил:

— Серега, что с тобой?

— Сам не знаю, что случилось, «трусит» всего. Сюда шел еще нормально себя чувствовал, даже обмылся по пояс. — Произнес Бабенко еле слышно, даже не взглянув на товарища. Потом он в сердцах бросил зубную щетку, попытался умыть лицо, но вся вода расплескивалась. В отчаянии он сунул голову прямо под струю воды, глухо застонал.

Невский бросился к больному как раз вовремя — тот повалился в его руки. С трудом довел Сергея до кровати, помог лечь. Проснулись от шума другие. Гареев выбежал за медсестрой. Остальные бестолково суетились у кровати, не зная, чем еще помочь товарищу.

Салават вернулся лишь минут через 15, с ним была заспанная Светлана в белом халате на изнанку. Она пробежала к кровати больного, удержав его на месте. Тот все норовил вскочить и бежать, выкрикивая нечленораздельные фразы.

— Срочно давай за дежурным врачом! — распорядился Невский. — Он в бреду, скорей всего произошел разрыв кишечника, надо срочно перевозить в хирургию! Может еще удастся спасти.

Света, сдерживая рыдания, выбежала из палаты. Старший лейтенант распорядился удерживать больного, а сам побежал в сестринскую за льдом — он всегда хранился в морозилке холодильника. В комнате не было никого. К счастью, лед нашелся, прихватив 2 резиновых холодных «пузыря», выбежал вон.

В палате Устинович и Хорошилов удерживали Бабенко за руки, а Якушев и Исаков — за ноги. Гареев и Никонов топтались рядом, предлагая помощь. Действительно, 4 мужчин с трудом удерживали одного умирающего.

Невский положил холод на голову и на живот. Постепенно Сергей перестал вырываться, расслабился. Все вздохнули с облегчением, ослабив хватку, а затем и вовсе освободив больного.

Бабенко впал в забытье, вытянувшись на спине в полный рост. Врач все не шел. Минут через 15 началась кровавая рвота. Устинович едва успел придвинуть к кровати одну из пустых коробок. Все тело выворачивало наизнанку, сгустки темной крови становились все обильнее. Смертельная бледность залила лицо погибающего.

Дверь широко распахнулась, вбежал незнакомый дежурный врач, за ним перепуганная медсестра. Он пытался еще что-то сделать, но все усилия были напрасны. Сергей Бабенко умер буквально на руках у доктора минут через 10.Громко зарыдала Света, выбежав в коридор. На глазах у многих в палате были слезы. Никонов размазывал слезы по веснушчатому бледному лицу, плечи его тряслись.

Врач положил тело на спину, руки сложил на груди, закрыл глаза погибшему, оторвал кусочек бинта, подвязал челюсть. Все это он проделал без всякого выражения на лице. Все остальные наблюдали за ним молча.

— Я распоряжусь, чтобы тело забрали, — проговорил он, уходя и укрыв тело Бабенко с головой простынею.

Все разошлись по своим кроватям. На предложение идти на завтрак никто даже не отреагировал. Спустя несколько минут, санитары вкатили каталку, переложили тело и увезли. Сестра-хозяйка перестелила постель. Теперь она светилась своей белизной и «гордо возвышающейся горой из подушки». Никто не проронил ни слова.

Невскому по-настоящему стало страшно. За два дня он видел уже вторую смерть. Где гарантии, что они все выберутся отсюда?! Кто будет следующий? Он вновь стал смотреть на карту на стене, стал молить Бога, чтобы позволил ему еще раз увидеть жену и дочку. Он обращался и к своему великому «предку», моля о заступничестве. Но князь больше не являлся. Проклятое ощущение «мягкости зубов» вновь напомнило о себе с новой силой. Боялся пошевелить языком, чтобы не «скатать зубы в единый пластилиновый кусок», удивлялся, как мог есть вчера вечером.

Из невеселых дум его вывел голос подполковника Ивлева, высокого, мощного мужчины с короткой стрижкой «бобрик». Даже не заметил, когда тот пришел.

— Внимание, хлопцы! Я назначен лечащим врачом вашей палаты. Сейчас я всех осмотрю, проверю назначения, возможно, что-то поменяю в лекарствах.

— А где наша мадам? Я хотел бы посмотреть ей в глаза, — зло проговорил Гареев.

— Забудьте о ней, вряд ли вы ее еще увидите. Вот с тебя и начнем, — подошел он к крайней кровати Салавата. Вошла новая дежурная сестра. — Надя, — обратился к ней доктор, — Подай тонометр.

Он тщательно осмотрел каждого в палате, измерял давление, слушал сердце, щупал живот, увеличивал дозы лекарств. Сестра старательно записывала. Перед выходом за дверь он, прокашлявшись, произнес:

— Я глубоко скорблю вместе с вами! Мне очень жаль, что мы не смогли уберечь Сережу от смерти. Простите нас, — он низко склонил свою седую голову. Молча вышел с сестрой.

День прошел в тягостном молчании, даже не включали столь полюбившуюся песню о розах. На обед все-таки сходили, прихватив несколько деликатесов от вчерашнего праздника. Есть надо было, ведь предстоит пить лекарства всем.

Невский пытался представить, как тело Бабенко привезут в далекий Томск, как будут убиваться от горя его родители, пока еще ничего не подозревающие, ждущие сына домой, ведь срок его службы давно закончился. Вновь слезы наверстывались на его глазах.

Словно прочитав его мысли, впервые нарушил молчание Исаков:

— Он мечтал о дочери и о сыне!

Все заговорили разом, стали вспоминать о Сергее, о его суждениях, высказываниях. Состояние пережитого шока проходило. Мертвого не воротишь, а живым надо жить.

На следующий день после обеда в палате появился новичок. Это был невысокий и подвижный, как «ртуть» крепыш с характерной кавказской внешностью, с гортанным говором с акцентом. За первые пять минут он выдал о себе множество информации. Рачик Бордиян рассказал, что, будучи старшим лейтенантом, работает «тэхнарем» на аэродроме, а сюда попал с какой-то «лыхарадкой ныясной этыалогии». «Хрэн знаэт, че это!» — добавил он в заключение. Рачик непрерывно пытался шутить, очень удивлялся, почему не смеются от его острот.