Феликс Медведев - Сильные женщины. Их боялись мужчины

— Вы утверждаете, что сейчас наступила эра камней, но, оглядываясь назад, я вспоминаю, как на пальцах многих женщин, особенно послебальзаковского возраста, красовались красные камни в золотой оправе.

— Да, самой отличительной чертой советских женщин были кольца с красными искусственными камнями. Они продавались тогда повсюду. В магазинах ювелирных изделий, на рынках, в антикварных магазинах. В последнее время такие камни никто не носит, их не встретишь даже на пожилых дамах. Отношение к красоте очень изменилось. Вообще понятие женской красоты переменчивое понятие, красавица пушкинской эпохи и красавица, простите, начала XXI века резко отличаются друг от друга. Именно потому, что изменилась прикладная красота. Одно дело — дебелая полная дама, прелести которой подчеркиваются особо, другое дело — худенькие, молоденькие, очень красивые женщины, которые могут оставаться привлекательны для мужчин до своих пятидесяти лет, — их красота оттеняется совсем другими вещами. Ведь ювелирные украшения не могут восприниматься в отрыве от личности, от образа, от персонажа, которые их носят. Я считаю, что женщины, которые себя не любят, они и не носят украшений, а женщины, которые себя любят, даже будучи минималистками, все равно каким-то образом подчеркивают сильные стороны своей фигуры, своего внешнего облика, своих манер, даже своего психологического состояния. Или скрывают свои слабые стороны.

— Марина, каким вы видите будущее вашего дела, ювелирного дела в России? Можете ли вы предположить, как будет развиваться дальше ювелирное искусство, ремесло изготовления драгоценностей, от чего зависит его развитие?

— Я считаю, что успех или неуспех моего дела ни от чего не зависит. Ни от дефолта, ни от землетрясений, ни от политической конъюнктуры, ни от наступления евро на доллар… Я люблю свое дело, у меня есть опыт работы, я верю в лучшее…

— Неужели так все просто?

— Да, я оптимист. И во сне, и наяву я вижу большой «Дом Петра Привалова», и это имя будет звучать в мире так же громко, как уже сейчас оно звучит в России. А может быть, даже и громче. Ведь если вы произносите имя Эрнест, то вы знаете, о ком идет речь, если вы произносите имя Картье, то вы тоже знаете цену этому имени. Если вы произносите «Петр Привалов», то многие уже понимают, что значит это имя в России. И без всякого преувеличения я думаю, что лет через пятнадцать значимость нашей фирмы будут понимать все.

— Но, наверное, все-таки успех вашего предприятия будет зависеть от того, что дальше будет происходить в России?

— Россия — страна удивительная, но, как я говорила, в нашем «приваловском деле» есть своя определенная и стабильная ниша, мы уже не очень сильно зависим от того, что произойдет в России. Есть такое хорошее русское выражение: «На Бога надейся, а сам не плошай». Вот мы и надеемся и стараемся не плошать. Изо всех сил мы стараемся соответствовать, превосходить, перегонять.

2001

ДЖУНА ДАВИТАШВИЛИ: «МОЙ СЫН ВЕЧЕН, ИБО СМЕРТИ НЕТ»

Джуна есть привет нам от Бога, и мы не вполне можем это понять, но тем не менее мы можем вполне этому довериться.

Белла Ахмадулина

Я собираюсь снова родить Вахо

В этом старинном доме на Арбате, где живет Джуна Давиташвили, я не был с тех страшных дней, когда она хоронила своего единственного, любимого сына Вахо. Думалось, ей сейчас ни до кого, не хотелось вторгаться со своими мелкими земными делами в ее великую материнскую скорбь. Но подумалось и другое — святые надежды преодолевают самую безнадежную печаль. И я переступил порог гостеприимного приюта. Да, вроде бы здесь было не так суетно и шумно, как раньше. На самых видных местах — портреты Вахо. Но светился экран компьютера, хотя казалось, что сиротливо стояли аппараты, излечивающие людей. Не радовали даже живые цветы. Неужели погасла та негасимая лампада, которая освещала всей Москве эту известную обитель?

Но, наверное, мне это только показалось, ибо в тот же вечер в гости к Джуне пришли именитые люди (писатель, дипломат, член Конституционного суда, немецкий журналист, издатель, друг легендарной Ванги из Болгарии), каждый из которых имел к Джуне свою заботу. И мне уже подумалось, что мощная натура, глубинная целительская аура не может пребывать в бездействии, что Джуна по-прежнему должна быть рядом с нуждающимися в ее помощи, душевной теплоте.

— Со дня гибели сына прошло больше года, — начала, будто бы причитая, Джуна, — но я словно умерла вместе с ним. Живу как во сне, лунатиком блуждаю по дому. Не могу ни осмыслить, ни понять, почему моего сына нет со мной. Меня спрашивают, как вышло, что я не спасла его. А как можно было спасти Вахо, если машина, в которой он погиб, спасая чужую жизнь, превратилась в кусок металла?

Но в представлении миллионов людей она всегда выглядела и впрямь чуть ли не полубогом. А вот сына не уберегла.

— Вахо был добрейшим человеком, никому не сделал ничего плохого. Он был моей правой рукой во всех делах. Он был моей жизнью. Он заботился обо мне, подчас забывая себя. Если я задерживалась в мастерской, он звонил по телефону: «Мама, я волнуюсь, — говорил он, — тебе пора спать, приходи».

Вахо и сам рисовал, писал стихи, увлекался музыкой. Он был мужественным мужчиной, занимался спортом, имел зеленый пояс по карате, накачивал мускулы штангой, гантелями. Занимая пост вице-президента академии «Джуна», он был прекрасным администратором, менеджером. Он помогал внедрять мои приборы. Мы торопились, надо было дореставрировать здание академии. Все получилось, сейчас идет перепланировка помещений, и я надеюсь, что скоро недужные люди снова смогут прийти ко мне. Кажется, можно радоваться, но без сына радости нет.

…Конечно, молодость есть молодость, и я была довольна, что возле сына всегда красовались девушки. Я уверена, они искренне к нему относились. Правда, эта тема для меня болезненна — быть может, я была не совсем права в том, что когда-то поторопила Вахо с женитьбой. Мне очень хотелось внуков, и под моим воздействием он женился слишком рано. Он сам выбрал хорошую, красивую девушку. Было сватовство, прекрасная свадьба, все как надо. Но, видимо, Вахо был еще слишком молод для семейных отношений. Он не мог сполна оценить прелесть брачных уз, взаимную любовь друг к другу. Так вышло, что мальчик рос без отца, он не знал отцовской ласки. Мы переехали в Москву неожиданно, в одночасье, по приказу свыше, и Вахо перенес со мной все невзгоды и сложности нового обустройства. Я была для него и отцом, и матерью. После смерти сына я особенно сожалею, что из брака ничего не вышло. С великой радостью я нянчила бы сейчас внуков. Однажды, когда в очередной раз мы заговорили о женитьбе, Вахо наивно, по-детски сказал: «Мама, ты еще такая молодая, я женюсь, когда ты состаришься». А я тоже нашлась и уже по-женски, быть может немного кокетливо, ответила: «А я стареть, сынок, не собираюсь».