Ничего они с нами не сделают. Драматургия. Проза. Воспоминания - Леонид Генрихович Зорин
ДОРОГИН. Давно-с?
ВЕРА. С тех пор, как я поняла, что смиренье – признание в поражении.
ДОРОГИН. Не заблуждайтесь, моя дорогая. Вы просто заменили богов. Даром вы говорили о святости? Вы и творите – на свой манер – новые жития святых. Понадобились новые мученики.
ВЕРА. Что ж тут поделать? Так было, так будет. Кто хочет спастись, а кто спасти.
ДОРОГИН. Ну как же! Этакий Спас на крови! Нет, это тот героический театр, где не выживут ни актер, ни зритель. Хотел бы я вбить в вашу головку, что мученичество само по себе ненатурально, а значит – бесплодно. И пуще всего – заключенный в нем вызов. Храни нас, Господи, от человека, который видит в себе укор человечеству. Нет уж, увольте, черт бы вас взял! Предпочитаю вас видеть живой. Слышите – живой, а не мертвой!
ВЕРА. Без жертвы – нельзя.
ДОРОГИН. Почему, сумасшедшая?
ВЕРА. А потому что она – искупление. Ты отнял жизнь – отдай свою.
ДОРОГИН (после паузы). Уедем.
ВЕРА (с улыбкой). Куда же?
ДОРОГИН. Найдем местечко. Не может быть, чтоб оно не сыскалось. Есть море, и есть попутный ветер. Есть небо – голубое, без облачка. Уедем. Я вам не обещаю вечной любви, но в вашей жизни будет радость. Это немало.
ВЕРА. Нельзя.
ДОРОГИН. Отчего же?
ВЕРА. Я не одна.
ДОРОГИН. Где ж он? Почему он не с вами?
ВЕРА. Вы не поняли. Не он, а они.
ДОРОГИН. «Они», «они»… А что мне до них? Они плодов от семян не дождутся. Погубят себя, погубят вас.
ВЕРА. Есть стихи – я их узнала девчонкой. Представьте деревню в сентябрьский сумрак. Помните эту горькую грусть, которая скрыта в осеннем поле? Его беззащитность перед судьбой? Вы давеча говорили о том, как читала актриса в блестящем зале, какую устроили ей овацию. Тогда все было не то и не так – две свечки и четверо за столом. В тот раз я эти стихи и услышала. И голос того, кто читал, был слаб, и глаз его я почти не видела, а куда до него вашей артистке! Давно его нет, а я их помню. Так разом во мне отозвалось… все вместе – и восторг, и тоска, и тайная присяга, и выбор. Хотите послушать? Название «Реквием».
Дорогин молча кивает.
(Читает.) «Не плачьте над трупами павших борцов, Погибших с оружьем в руках, Не пойте над ними надгробных стихов, Слезой не скверните их прах. Не нужно ни гимнов, ни слез мертвецам, Отдайте им лучший почет: Шагайте без страха по мертвым телам. Несите их знамя вперед!»
ДОРОГИН (с неопределенной усмешкой). Могу представить, что с вами было. Слова, своевременно произнесенные, действуют с магической силой. Особенно слова зарифмованные. Я, между прочим, знал автора.
ВЕРА (живо). Правда?
ДОРОГИН. Незаурядный был выпивоха. С ним рядом и я, и ваш музыкант вполне могли бы сойти и за трезвенников.
ВЕРА. Это все, что вы можете рассказать?
ДОРОГИН. А вы чего бы желали? Вздохов? Так он ведь это нам запретил. «Не плачьте над трупами павших борцов». Как дальше? «Шагайте по мертвым телам». Пленительные призывы. Браво. И в самом деле – что плакать над трупами? Трупы, они ведь трупы и есть. Стоит ли на них тратить слезы? Но, видно, я никуда не гожусь – я буду плакать над тем, кто дорог. Я не хочу шагать по телам. Не хо-чу. Ни по живым, ни по мертвым. Так уж я дурацки устроен. Я не хочу наряжать в слова любой понадобившийся мне смысл. Я этой азбуке учен: делай обратное тому, что скажешь. Отец меня сек и приговаривал, что высшее благо есть милосердие. Держава секла и твердила то же. Ах, моя милая, ах, моя бедная, зачем меня не было рядом с тобой? (Гладит ее волосы.)
ВЕРА. Не нужно…
ДОРОГИН. Ты не бойся меня. Слышишь, пигалица, не бойся. Слышишь, глупый ребенок? Я свой. Сам не знаю, как вышло. Ты слышишь?
ВЕРА. Слышу, нелепый вы человек. Господи, вот беда так беда. Зачем еще я вошла в вашу жизнь?
ДОРОГИН. Какие беды мои? Мираж. Что я один? Да с кем же мне быть-то? Литераторская амбиция? Пшик. Я не сегодня с ней распростился. Злорадство друзей, когда нет фортуны? Можно и его пережить. Все – вздор. А важно сейчас одно: уйти, пока за нами не гонятся.
ВЕРА. Невозможно.
ДОРОГИН. Мне это лучше знать. Если беглых двое – вполне возможно. И хватит играть в казаки-разбойники. Доверься взрослому человеку.
ВЕРА. Невозможно.
ДОРОГИН (лихорадочно). Вдвоем – спасемся. Двое беглых не пропадут. Поодиночке нас быстро выловят. На это они мастера.
ВЕРА. Кто – они?
ДОРОГИН. И те и те. Казаки и разбойники. Но мы ведь тоже не простаки. Подальше от этого заповедника с болваном на троне, со всей его сволочью и ненавистью из всех щелей. Умчимся, дружок, под покровом ночи. Хоть на остров Мадагаскар.
ВЕРА. Нельзя.
ДОРОГИН. Это, знаешь, такое чудо – можно увидеть разве во сне. При самом знойном воображении. Целый Индийский океан омывает знаменитые бухты, изрезанные, словно фиорды: Марамбитра, Бомбетоке, Майямбо. Музыка! На горах Анкаратра дымятся тлеющие вулканы и плещут горячие источники. А что за живность! В воде – крокодилы, в чащах – лемуры. И носятся бабочки. Всех расцветок, какие есть на земле! Люди тоже – один к одному – малагассы! Лица оливкового цвета, волосы курчавы и вьются. Но мы углубимся, пройдем к нагорью – там, у озера Алаогра, живет роскошное племя гова. Лучшего места, смею уверить, не сыщешь на всем Мадагаскаре.
ВЕРА (смеясь). Как это вы тогда сказали: Боже неублажимый?
ДОРОГИН. Вот именно. Ублажить его нечего и надеяться. Всякий день уж что-нибудь да испечет. Единственное средство – дать дёру.
ВЕРА. Озеро Алаотра? Красиво.
ДОРОГИН. Немыслимо, невероятно красиво.
ВЕРА. Но этого ж никогда не будет!
ДОРОГИН. Не будет? И я навсегда останусь один на этой клятой земле? Один, как забытый крест в степи над чьим-то таким же забытым прахом? Что? Не похож? Такой развеселый и независимый господин? Майский жук на цветочной клумбе? Этакий папильон в чесуче? Не верь ни глазам своим, ни словам моим. Послушай, я тебе расскажу, что такое – человек без нее. Он притвора. Он делает вид. Делает вид, что все в
