Дэвид Шилдс - Сэлинджер

Дэвид Шилдс: Месяцем ранее в журнале Cosmopolitan был опубликован рассказ Сэлинджера «Опрокинутый лес». В нем Сэлинджер поднял темы, которые будет разрабатывать всю жизнь: цену искусства, отношение искусства к духовности и алкание духовности. Персонаж рассказа Рэймонд Форд пишет: «Не пустошь – опрокинутый, могучий лес, ушедший кронами под землю глубоко…»[233] Это – прямой ответ на «Бесплодную землю» Т. С. Элиота.

Дж. Д. Сэлинджер (рассказ «Опрокинутый лес», Cosmopolitan, декабрь 1947 года):

– Слушай, – сказала Корин, – ты считаешь, что он немного психованный. Я не согласна с тобой, Бобби. Это неправда. Он… он сдержанный. Он добрый, он ласковый, он…

– Не будь дурочкой, Корин. Психованней не бывает. Другим он быть не может. Не будь дурочкой. Он по уши увяз в своем психозе…

Словно почувствовав, что надо немедленно мчаться в убежище, Корин отложила книгу. Многоквартирный дом, казалось, вот-вот накренится и, рухнув, погребет под собой всю Пятую авеню до самого Центрального парка[234].

Дэвид Шилдс: В книге The Fiction of J. D. Salinger («Художественные произведения Дж. Д. Сэлинджера») Фредерик Л. Гвинн и Джозеф Д. Блотнер объединяют рассказы «Опрокинутый лес» и «Братья Вариони» в группу, которую они назвали «мелодрамами уничтоженного художника». Суть этих мелодрам заключается в том, что «Сэлиднжер бьется с темой, которой он хочет овладеть, но которую он, по-видимому, не понимал». Не понимал потому, что был слишком близок к теме.

Фредерик Л. Гвинн и Джозеф Л. Блотнер: В полудюжине [своих ранних рассказов] Сэлинджер вводит симпатичных персонажей, которые под влиянием того же опыта Второй мировой, какой получил и сам писатель, обретают мировоззрение, имена и отношения, кульминацией которых станут Колфилд и семья Глассов. Впоследствии автор будет чувствовать себя дома с этими вымышленными им персонажами[235].

Дэвид Шилдс: В феврале 1949 года журнал Good Housekeeping опубликовал рассказ «Знакомая девчонка». Рассказ, который Сэлинджер первоначально назвал «Вена, Вена», был основан на воспоминаниях автора о Вене 1937 года, до аншлюса. Повествование ведется от лица Джона, который, как и автор, бросил колледж и является другим «я» автора. Джон говорит: «Мой отец спокойно уведомил меня о том, что мое формальное образование завершено». Отец отправил Джона в Париж и Вену изучать семейный бизнес и изучить «пару языков, которые будут полезны фирме». Джон проводит в Вене пять месяцев и влюбляется в девушку по имени Леа.

Эберхард Элсен: Этот рассказ отражает ранние попытки Сэлинджера писать пьесы. Молодой американец читает пьесу, которую написал для молодой венки, учившей его немецкому языку.

Глория Мюррей: Должно быть, он знал девушку, о которой написан рассказ, хотя там впрямую об этом и не сказано. Он всего лишь говорит, что этот рассказ был написан очень быстро[236].

Дэвид Шилдс: Рассказ «Знакомая девчонка» омрачен захватом еврейского квартала нацистами в 1938 году. Маргарет Сэлинджер уверена, что хотя ее отец и покинул Вену за месяц до аншлюса, который произошел 12 марта 1938 года, он, по-видимому, знал от семьи, с которой подружился в Вене, о грядущем уничтожении еврейского квартала, где он жил. Сэлинджер был молод, влюблен, а его еврейское происхождение внезапно стало угрозой для людей, которых он любил.

Джон К. Анру: В журнале Good Housekeeping заглавие рассказа «Вена, Вена» изменили на «Знакомую девчонку», и Сэлинджер отреагировал на это так бурно, что редактор журнала Герберт Майер был даже озадачен силой реакции автора.

Герберт Майер: Не знаю, что расстроило Сэлинджера, но он яростно протестовал и приказал своему агенту Дороти Олдинг никогда больше не показывать мне его рукописи[237].

Джон К. Анру: Когда Сэлинждер писал для многотиражных, рассчитанных на массового читателя изданий, он постоянно испытывал себя. К моменту, когда он стал, можно сказать, автором рассказов, публиковавшихся в New Yorker, он отточил свое мастерство. Он мог избегать писания по шаблону, к которому прибегал при написании рассказов для Saturday Evening Post, Collier’s и даже, в какой-то мере, для Esquire.

Дэвид Шилдс: После десятилетия бесчисленных отказов в публикации в New Yorker, Сэлинджер опубликовал в этом журнале три рассказа за полгода. Почему? Потому, что он, наконец, стал писать о чем-то настоящем.

Бен Ягода: Тысяча девятьсот сорок восьмой год стал переломным в отношениях Сэлинджера с журналом New Yorker. Сэлинджер опубликовал в журнале рассказы «Хорошо ловится рыбка-бананка», «Лапа-растяпа», «Перед самой войной с эскимосами». Это был настоящий прорыв. Об этих рассказах много говорили, и с того времени Сэлинджер стал известен и узнаваем как автор из журнала New Yоrker.

Шейн Салерно: Огромный успех «Рыбки-бананки» заставил журнал подписать с Сэлинджером контракт на условиях первого просмотра рукописей: журнал ежегодно выплачивал Сэлинджеру гонорар в обмен на предоставление журналу права первой публикации его новых рассказов. Кроме того, журнал обязался выплачивать Сэлинджеру более высокие вознаграждения, чем за опубликованные ранее рассказы. За многие годы New Yorker заключал подобные контракты только с самыми уважаемыми писателями – Джоном О’Хара, Ирвином Шоу, Джоном Чивером, С. Дж. Перельманом. Сэлинджер оказался в весьма избранном обществе.

Дж. Д. Сэлинджер (выдержка из письма Полу Фицджеральду, 29 апреля 1948 года):

Что до меня, то я подписал контракт на год с журналом New Yorker. Мне нравится этот журнал и нравится писать для него. Люди в журнале разрешают мне писать так, как мне хочется писать, причем мне не надо смотреть на немую иллюстрацию. Все это очень профессионально и удовлетворительно[238].

Бен Ягода: Поначалу этого малого «открыли» только знатоки, сделавшие это так, как сегодня люди открывают певца или рок-группу и делятся друг с другом своими открытиями. Артур Кобер, работавший сценаристом в Голливуде и писавший для New Yorker, в письме Гарольду Россу писал: «Здесь все говорят о Сэлинджере. Господи, он отличный парень! Его и его произведения обсуждают целыми вечерами – и эти обсуждения проходят на высоком уровне».