Михаил Водопьянов - Друзья в небе

— Нечего сказать, поагитировали за воздушный флот! — сухо сказал летчику Яков Смушкевич. — На глазах у демонстрантов гробанулись… Ну, нечего делать, пошли на митинг!

Митинг прошел удачно. Политрук произнес зажигательную речь и призывал всех вступать в ОДВФ. Здесь же, на первомайской демонстрации, было принято решение отчислить однодневный заработок, провести несколько воскресников, построить самолет и назвать его «Пуховичкий рабочий».

Прилетевшие пешком направились к вокзалу, чтобы вернуться в часть поездом. Политрука провожала Бася.

— Яков, — спросила она, — вы в самом деле ничего себе не повредили?

— Нет, но обидно. Первый вылет кончился аварией.

— Ну, а что вы теперь будете делать?

— Как — что? Конечно, летать, обязательно летать!

Вместо кавалерии Яков Смушкевич был направлен политруком в 23-й авиационный отряд. Не подкова, а пропеллер стал эмблемой его жизни.

Политическая работа в авиации в то время была делом весьма трудным. Оставшиеся в наследство от царской армии латаные, перелатанные аэропланы с моторами, давно исчерпавшими все ресурсы, летчики презрительно именовали «примус-драконами». Среди пилотов мало было коммунистов. Молодой политрук был встречен в эскадрилье с холодком. Один из летчиков, бывший царский поручик, взялся «прокатить» его на митинг в Пуховичи. Он лихо кружил над поселком, чтобы посмотреть, как будет вести себя в воздухе «сухопутный комиссар». Но не справился с посадкой на неровный луг.

После такого воздушного крещения, убежденно говорили в эскадрилье, политрук сбежит обратно в свою пехоту. А вышло все наоборот.

Яков Смушкевич из первой авиационной неудачи сделал такой вывод: если партия доверила тебе работу среди летчиков, ты должен научиться летать не хуже их. Еще во времена гражданской войны он понял, что только тот комиссар пользуется авторитетом у красноармейцев, который умеет показать себя смелым и умным бойцом.

Смушкевич не раз пытался договориться с летчиками, чтобы те научили его водить машину. Но пилоты не очень-то спешили.

— Ты занимайся своей политикой, а мы уж как-нибудь без тебя с аэропланами управимся. Мы в школах учились, а ты хочешь так: тяп-ляп — и в пилоты! Не выйдет, друг!

До сих нор остается тайной, как политрук Смушкевич самоучкой, без специальной подготовки, стал водить машины разных типов. Да как водить! Опытные летчики не всегда могли с ним состязаться в мастерстве. Он стал признанным асом.

И ранним утром, и поздним вечером Смушкевич был около машин, задавал вопрос за вопросом механикам и мотористам, наблюдал, как они разбирают двигатели. Когда ему приходилось лететь в качестве пассажира, — а это случалось нередко, — он очень внимательно следил за каждым движением летчика и не стеснялся спрашивать…

Первые шаги в воздухе Смушкевич тщательно скрывал от молодой жены. Он женился на девушке с русой косой из местечка Пуховичи… Из загса политрук с гордостью привел Басю в свои «апартаменты». Они оказались восьмиметровой комнаткой за клубом, в которой стояла узкая железная койка, прикрытая суконным солдатским одеялом, маленький стол и два табурета…

В быту Яков Владимирович был на редкость скромным, старался ничем не выделяться, всегда думал о подчиненных, о том, как бы сделать их жизнь лучше и интересней. Его вдова — Бася Соломоновна, вспоминая молодые годы, рассказывала мне, что по своей должности Смушкевич имел право на казенную квартиру, и ему не раз предоставляли ее. Но он всегда отказывался в пользу более нуждающихся товарищей, а сам с женой и дочерьми жил на частных квартирах. Когда Бася Соломоновна пробовала упрекнуть его, он, виновато улыбаясь, говорил:

— Тебе не хватает? Ведь летчику или технику труднее платить за частную квартиру.

Когда Смушкевич был назначен комиссаром авиационной бригады, ему выдали ордер на трехкомнатную квартиру. Ему очень нравилась квартира. Наконец-то у него будет кабинет для работы и отдельная комната для дочерей!

— Вот это хоромы так хоромы! — довольно потирал он руки.

Но через несколько дней он пришел домой несколько растерянный и сказал жене:

— Знаешь, родная, зачем нам такие хоромы? Никогда раньше не жили в трех комнатах и сейчас не надо…

— Как это — не надо! Очень даже надо. У нас дети, и ты уж не политрук.

— Ну, и что из того, что не политрук? Что изменилось? Понимаешь, приехал к нам один инженер, женат, а жить негде. Вот я и приказал, чтобы ему выписали ордер на одну иэ наших комнат. Какую, ты думаешь, ему лучше отдать?.. Наверное, эту? Она — побольше.

Еще через неделю во вторую комнату «отдельной» квартиры въехала, по распоряжению Смушкевича, семья нового командира эскадрильи, а комиссар бригады с женой и двумя дочками остался в одной комнате, и притом самой маленькой…

Яков Владимирович был хорошим товарищем и заботливым командиром. Он всегда был в курсе не только служебных дел, но и личной жизни каждого летчика, знал, у кого заболел ребенок, у кого дома какие нелады.

Бася Соломоновна вспоминает, как однажды утром муж позвонил ей по телефону:

— Сейчас придет к тебе жена летчика Михайлова, дай ей, пожалуйста, четыреста рублей. Сейчас ни о чем не спрашивай. Вечером приду, сам расскажу.

И вечером она все узнала. В то утро Смушкевич заметил, что с Михайловым, одним из лучших летчиков бригады, творится что-то неладное. Комиссар спросил у летчиков, соседей Михайлова, и выяснил, что дома накануне был скандал, жена его весь вечер ругала.

Смушкевич тут же отставил Михайлова от полета и пригласил к себе в кабинет. Летчик рассказал, что накануне ему предложили ордер на шубу для жены. Так как у него не было лишних денег, он от ордера отказался. Комиссар вынул из письменного стола ордер на шубу, предназначенную для его жены, отдал его Михайлову и позвонил насчет денег домой.

Вечером Смушкевич утешил жену, пообещав купить шубу в другой раз, когда пришлют новые ордера. Он сумел выполнить свое обещание только летом.

В заботе о личном составе бригады для Смушкевича не существовало мелочей.

Когда его назначили командиром бригады, он начал строительство большого авиационного городка. До его приезда весь личный состав бригады был разбросан по всему городу, летчики и техники жили на частных квартирах. Это мешало созданию единого, сплоченного, дружного коллектива. Новый командир бригады добился кредитов и стал на время строителем. Дома вблизи аэродрома росли как грибы. Комбриг ежедневно бывал на стройке. Он следил за внутренней отделкой квартир, был очень требователен, не делал никаких поблажек штукатурам и малярам. А как радовался, когда авиаторы заселяли светлые и удобные квартиры, заходил к каждой семье с подарком на новоселье. Смушкевичи получали квартиру последними, когда весь летный и технический состав был уже обеспечен жильем.