Михаил Водопьянов - Друзья в небе

В палате Боткинской больницы лежал без сознания с ног до головы забинтованный Смушкевич.

Авария произошла па небольшой высоте. У самолета Р-10 внезапно остановился мотор. Машина врезалась в лес и разбилась. Из-под обломков выбрался техник цел и невредим, а Смушкевича вытащили с переломанными от стопы до бедра ногами, с тяжелыми ранениями головы, с обожженной спиной…

Вечером первого мая в палату, где лежал Смушкевич, вошли четверо военных. Под накинутыми на плечи белыми халатами сверкали золото и эмаль орденов. Это боевые командиры, занимавшие самые высокие должности в Красной Армии, смотрели на товарища, лежавшего с закрытыми глазами, и плакали скупыми мужскими слезами. Когда Смушкевич открыл глаза, начальник ВВС Локтионов, выступив вперед, громко и твердо, как при рапорте, сказал:

— От имени партии и правительства вам приказано не сдаваться, а бороться за свою жизнь так же, как вы боролись в боях… Что вы, товарищ комкор, прикажете передать?

— Передайте, — с трудом произнес Смушкевич, — что я не сдамся, обязательно поправлюсь!

Сказал и потерял сознание.

Когда он пришел в себя, его стал мучить вопрос, есть ли у него ноги? Он их совсем не чувствовал.

После очень сложной операции ноги Смушкевича удалось спасти. Только одна нога стала значительно короче другой. Плохо срастались тазобедренные кости. Казалось, что летчику навсегда придется проститься с авиацией. Но так могли думать те, кто плохо знал Якова Владимировича.

Он попросил, чтобы ему принесли в больницу книгу Островского «Как закалялась сталь».

Когда с ног сняли гипс, оказалось, что мышцы ног атрофированы. Ему прописали массаж и гимнастические упражнения. Смушкевич стал, «как он выражался, «форсировать лечение». Он не удовлетворялся одним сеансом массажа, а заставлял жену и дочь по нескольку раз в день массировать ногу. Во время лечебной гимнастики он испытывал ужасные боли, но никогда не издавал и стона.

Комната в подмосковном санатории Барвиха превратилась в филиал штаба ВВС. Сюда приезжали командиры авиационных частей, конструкторы, директора заводов. Здесь проходили совещания. Смушкевич председательствовал полулежа на диване. Когда врачи запротестовали против такой бурной деятельности и потребовали, чтобы Смушкевич перешел на положение больного, он уехал из санатория. Служебный кабинет заместителя начальника Военно-Воздушных Сил страны превратился в отделение санатория. За ширмой стояла кровать. В штабе ВВС были оборудованы ванная комната с аппаратами физиотерапевтического лечения.

Смушкевич пожаловался как-то Ворошилову, что ему легче было научиться летать, чем ходить на костылях.

Климент Ефремович рассмеялся:

— Это же проще простого. Когда я был ранен в гражданскую, тоже ходил на костылях…

Ворошилов взял костыли, стоявшие в углу кабинета, согнул одну ногу в колене и быстро проковылял через комнату.

— Вот как надо… А ну-ка, герой, попробуй!

Смушкевич послушно встал. С костылями он ходил недолго. Очень скоро перешел на палку и костыль.

Врачи составили для него распорядок дня, при котором работа сочеталась с отдыхом и лечением. Совещания разрешались, например, только двухчасовые, не более. За соблюдением предписаний врачей строго следила жена комкора, которую он стал называть «лишний секретарь».

На курорте в Сочи Смушкевич, который был отличным пловцом, с завистью смотрел на купающихся. Море ему было временно противопоказано. Вдруг, не выдержав, он бросился в воду… В одну сторону поплыл костыль, в другую— палка. «Лишний секретарь», увидев это, в ужасе закричала на весь пляж:

— Помогите! Он утонет!

Подплыла спасательная лодка. Подобрали костыль и палку, а Смушкевич сам доплыл до берега.

— Надо же пробовать поги, — сказал он с виноватой улыбкой.

Бася Соломоновна Смушкевич рассказывала мне о том, как муж «пробовал» ноги. Вскоре после приезда с курорта он бросил костыль и стал опираться только на палку. Несмотря на запрет врачей, он упорно начал готовить себя к тому, чтобы сесть в самолет. Начал упражняться в автомобиле. Заведет машину и пробует включать и переключать скорости, нажимая ногами на педали. Превозмогая нечеловеческую боль, он так упражнялся часами, пока наконец машина не тронулась с места. И тогда Смушкевич повел ее на аэродром.

Он несколько раз приезжал сюда смотреть, как летают другие. Потом не выдержал — сам сел в самолет и поднял его в небо.

Когда жена спросила врачей, разрешают ли они ему летать, те только пожали плечами:

— Пускай уж летает… Для него летать — все равно, что для нас дышать… Ему небо нужно, как воздух…

В монгольских степях

В мае 1939 года отборная шестая армия Японии и марионеточные войска императора Манчжоу-Го вторглись в пределы Монгольской Народной Республики. Началась война, продолжавшаяся четыре месяца и кончившаяся полным поражением самураев.

Бон шли в районе реки Халхин-Гол, где японцы два года кряду готовили укрепленные позиции в голой степи. Ближайшая советская железная дорога находилась в семистах километрах от места боев. В степи без дорог, среди оврагов и песчаных барханов, вдали от баз снабжения особое значение приобретала авиация. Ею командовал Смушкевич.

По его приказанию, в нарушение всех уставов, была создана сеть аэродромов в непосредственной близости к передовым позициям. В случае необходимости, а она бывала очень часто, навстречу врагу одновременно с разных мест поднималось множество боевых машин. Свой командный пункт Смушкевич расположил на горе, в километре от линии фронта. Но он редко на нем бывал. Его видели на всех аэродромах, он встречался с летчиками, проводил разборы воздушных схваток.

В решающие дни боев, в августе, Смушкевич готовил сокрушительный авиационный удар по противнику. В назначенный для вылета утренний час небо над аэродромом было плотно окутано туманом. И все же Смушкевич дал команду вылетать. Воздушная армада устремилась к линии фронта. Бомбардировщики с малой высоты бомбили японские окопы и военные склады, а истребители подавляли огневые точки неприятеля. Налет следовал за налетом. Земля содрогалась от взрывов. Японские самолеты не в силах были оказать сопротивление. Захватчики несли большие потери. А мы не потеряли в этот день ни одной машины.

Враг был разбит физически, надо было его добить морально. Смушкевич приказал звену истребителей выполнять фигуры высшего пилотажа над вражескими окопами.

Среди захваченных советско-монгольскими войсками трофеев был дневник японского офицера. Вот что он писал: