Лидия Чуковская - Из дневника. Воспоминания

Сегодня с утра умчался передохнуть в Переделкино – «еду досыпать» – не спал ночь. Сколько еще будет таких ночей!

За ним с утра зашел Можаев. Удивительно привлекательное лицо, глядишь – и сразу веришь. И рядом на них хорошо смотреть, они как-то очень подходят друг к другу – может быть потому, что у обоих очень русские лица.

Ал. Ис. все беспокоится, не компрометирует ли он К. И. своими наездами в Переделкино. Поручил об этом спросить у Деда. Я Люше говорила, что об этом и спрашивать нечего, что в гостеприимстве Дед тверд и не отречется. Она все-таки спросила. Он ответил:

– Я подлецом еще никогда не был.

24 мая 68. Здесь классик. Он гениален не только в литературе. Добился того, что не он пошел на таможню, а, в назначенное им время, таможенники пришли к нему; и так с ними умело говорил, что все дело обернул против них же! Уленшпигель, да и только!29

6 июля 68. Десять дней, обливаясь потом, теряя листки, писала статью против «Лит. газеты»30.

Со сна не сбивалась, молодец, зато все остальное безумное делала: например, один раз на мелкие клочки разорвала 10 страниц – сослепу, – и пришлось писать заново.

11 июля 1968. Внезапно явился классик. Впрочем, я ждала его или письма. К счастью, я была отпыхтевшаяся.

Восторга нет (я уже избалована), но виза есть и кое-что ему, видно, по душе.

Сказал, что сначала был смущен самой мыслью о моем выступлении («мы связаны»), но потом понял, что моя статья шире, чем он, что это не защита его, а важнее, что это нужно.

(– Ваше свойство: переводить понятия из области мнимой ясности в область настоящей ясности.)

Замечания крохотные.

Ноге лучше; от Мичуринца дошел свободно.

Переделывает главы о Сталине в «Круге». (Я их и так любила.)

30 июля 1968. Тревога растет – в мире, в сердце. Сегодня я уже не спала ночь.

Мелькнул – посидел со мною минут 20 – классик. Нога не болит, но гипертония мучает. Работает по 12 часов. «Движения быстры. Он прекрасен». Завидую ему и любуюсь им. Поговорили про все – разумеется, мы всюду совпадаем, до ниточки, в радостях, болях, горях.

«Будь!»

Прямое, простое, сильное, единственное лицо. Лицо правды.

9 августа 68. Второй день классик.

Я читала переработанные и дополненные главы. Силища31. Но не все хорошо. Не зная, увидимся ли – ведь он всегда на бегу! – я ему написала письмецо со своими соображениями. Он зашел вчера проститься перед отъездом и сказал:

– Как же я у вас дурно живу, что вы мне вынуждены писать письмо в соседнюю комнату.

10 сентября 68. Суд над Литвиновым и др. будет, по-видимому, очень скоро32. Помогай им Бог, – да нет, не поможет, их выставят тунеядцами, хулиганами и проходимцами.

Тут классик. У него имел наглость побывать Виктор Луи.

6 октября 68, воскресенье. У меня в руках последний № Т1те'а с портретом А. Солженицына на обложке и внутри, с большой статьей о нем и не о нем. Писал кто-то несомненно знающий, но все таки путающий. Кроме того, «Раковый корпус» с чего-то назван самой слабой вещью Солженицына. Кроме того, сообщено, что перевод «Круга» в Америке ужасен. Поминаюсь также я, поминается и Лев Зиновьевич.

Прекрасная фотография Павла Литвинова тут же. Вместе с Ларисой33.

Один абзац начинается очень страшно: «На прошлой неделе Солженицын был еще благополучен.»

8 октября, вторник. Приехал классик. Мелькнул. Болел гриппом.

Завтра судят Павла, Ларису и др. Двоих адвокатов вынудили отказаться от защиты; пытались и Каминскую и Калистратову – не удалось.

2 декабря 68, понедельник. Загодя ночами сочиняю телеграмму на 11 декабря34.

Пока так:

«Вашим голосом заговорила сама немота тчк Я не знаю писателя более долгожданного и необходимого чем вы тчк Где не погибло слово там спасено будущее тчк Ваши горькие книги терзают и лечат душу тчк Вы возвратили русской литературе ее громовое могущество тчк Будьте счастливы здоровы молоды

Лидия Чуковская»34А.

Пишу это и думаю вот о чем: в русской литературе советского периода и до Солженицына были великие поэты: Ахматова и Пастернак, замечательные поэты: Мандельштам, Цветаева, замечательные прозаики Житков, Булгаков, Тынянов. С появлением Солженицына они засияли новым блеском. Он придал им всем новое качество: силу. Как будто к великолепным вагонам прицепили мощный паровоз.

Из одиноких гениев и талантов они стали великой русской литературой. Некой общностью. Он их чем-то объединил.

Чем? Великим противостоянием, вероятно.

Все они, каждый по-своему, противостояли. Его появление сделало это явным.

Была передача Би-би-си (мне рассказали; была дня 3 назад; о письме Солженицына съезду), затем были даны письма в поддержку его письма – почему-то Антокольский, – а их были десятки, и сильных; затем письмо Каверина Федину, Твардовского Федину35; затем куски из моего летнего послания в «Лит. газету».

Твардовский, говорят, в отчаянии. Еще бы, он, вельможа, передается по Би-би-си! Да еще в такой компании!

14 декабря 68, суббота. Забыла записать, что от А. И. получила замечательный ответ на свою телеграмму.

Вот он:

«Дорогая Лидия Корнеевна!

Ваша телеграмма высечена на камне или извлечена из архангельских труб.

Прочтя и сравнив уже более 300 телеграмм, мы все уверенно сочли, что ваша превосходит все.

Спасибо, спасибо!

Обнимаю Вас

Ваш Солженицын.

11.12.68».

28 декабря 68. Вчера вечером прибыл классик из Ленинграда. Легкий грипп. Скоро уедет на всю зиму, очень озабочен опечатками в заграничных изданиях: настоящий литератор, ему не все равно.

…Стоять за слово ты должен на смерть. Но я таких не вижу. Кроме одного.

30 января 69. Радости? И радости есть.

А. И. получил Гонкуровскую премию! Говорят, это преддверие к Нобелевской! Но все равно – даже если нет – как хорошо! И даст ли это ему деньги? И значит ли это, что он поедет в Париж?

Хорошо.

15 марта 69, суббота. Было вот что: классик простился, ушел, весло насвистывая, с рюкзаком за плечами сбегал по лестнице – а через день (или два?) Л., чуть я проснулась, вошла ко мне и потихоньку сообщила, что он вернулся, потому что там, куда он ехал, не удалось работать, и он в бешенстве, ярости и едет домой.

Я его не видала. Он уехал в тот же день, не зайдя ко мне.

25 марта 69. Вчера был Лев Зиновьевич.36 сейчас он оживлен и счастлив: поймал и разоблачил мерзавца, который выдавал себя за А. И. Солженицына, кутя в «Славянском базаре» и «Национале» и приставая к девицам. Теперь осталось понять: кто за ним? что за ним? Это будет труднее.