Записки изыскателя - Николай Иванович Кутузов
С сыном стряслась беда, решил он, и стал выстрелами подавать сигналы. Со дна ущелья донесся далекий ответный выстрел. Николай жив, а это самое главное. Вскоре отец был у места падения. Спустившись вниз, он привязал сына к лыжам и при помощи оленей вытащил его из ущелья. Спуск с перевала Николай совершил уже на нартах.
Итак, Николай жив, и надо срочно добираться до дому. Но у них осталось лишь восемь оленей и одни нарты. Двоих везти оленям будет очень трудно. И здесь отец идет во имя счастья сына на жертву. Он остается один в тайге, а сына отправляет домой, к невесте.
Перед отъездом старик обследовал долину и убедился, что Таранбаев еще не возвращался. Однако надо спешить. Дорога дальняя и займет еще три дня.
— А как же ты, отец? — спросил Николай.
— За меня не беспокойся, торопись домой, а прибудешь, вышли мне навстречу оленей.
Николай простился с отцом и умчался в тайгу. Загнав еще двух оленей, он первым приехал к Анчик.
На глазах сородичей, съехавшихся и ожидавших возвращения соперников, он вынул из-под кухлянки бисер, такой дорогой ценой доставшийся ему, и протянул его Анчик. Девушка ответила ему пламенным и благодарным взглядом.
Надо было срочно организовать помощь отцу. Но теперь все соседи наперебой предлагали ему свои упряжки. И скоро несколько нарт умчалось в тайгу навстречу старику.
Джонс так обозлился на Николая за его успех, что ни за какие меха не хотел давать спирта на свадьбу. И только когда все гости стали высказывать недовольство поведением пришельца, он начал отпускать спирт.
Младший Таранбаев, загнав восемнадцать оленей, приехал на три дня позже Николая.
Больше недели пировали все собравшиеся на свадьбе Николая. Пировали бы еще, но не хватило спирта. Да и за тот, что выпили, Николай с отцом еще два года расплачивались с нечестным американцем.
Такова история возникновения юрты Николая на берегу этой реки, куда он переехал вскоре после своей свадьбы.
…Завоеванная отвагой и любовью, некогда, очевидно, прекрасная, Анчик была теперь очень пожилой женщиной с неизменной трубкой в зубах, всегда окруженная своими многочисленными внуками. Да и не мудрено! Ведь с тех пор прошло почти пятьдесят лет!
И долгие годы над одинокой юртой выли ветры, проносились осенние бури, зимой ее засыпало снегом и окутывал туман от дышавших паром наледей на реке. В длинные темные ночи над ней полыхали зарницы северного сияния или страшный, холодный мрак дрожал и разливался по молчаливой, окружавшей ее тайге.
Здесь рождались, росли и умирали, но мужественная любовь, жившая в сердцах Николая и Анчик, помогла им перенести все невзгоды тайги, придала им силы в единоборстве с суровой здешней природой.
Живи еще многие годы, Николай, со своей подругой! И пусть новая жизнь, зарождающаяся вокруг вас, принесет вам большое и настоящее счастье!
…Закончив съемку перехода, мы переправились на другой берег реки Берелех и начали работы по укладке трассы в долине уже разведанного ручья. Николай подтвердил правильность выбранного нами направления, поэтому производили мы только небольшие рекогносцировки на день-два трассирования. Неширокая долина была удобна, и мы довольно быстро продвигались вверх по притоку, несмотря на исключительно богатую растительность. Густые рощи из тополя и лиственниц покрывали оба берега. Проложив трассу на значительное расстояние, перебросили свой лагерь вверх по ручью.
В день переезда мы ушли на работу с тем, чтобы к вечеру вернуться на новую стоянку. Работая на трассе, мы слышали, как по пойме прошли лошади. К нам доносился звон боталов, хруст гальки и разговор наших людей. Постепенно все звуки замерли, и опять воцарилась тишина.
Каково же было мое удивление, когда спустя несколько часов ко мне подъехал завхоз и растерянно сообщил.
— Иван Андреевич, в ручье нет воды!
— Как нет воды? — переспросил я его. — Куда же она девалась?
— Вот с этим я к вам и приехал, — продолжал он. — Мы выбрали хорошее место, начали развьючивать лошадей, и вдруг приходят повара и говорят, что нигде нет воды. Я все обегал, даже заходил в соседний распадок, но и там нет воды.
Все это казалось странным. Предупредив работающих со мной товарищей, я пошел в лагерь. По дороге обследовал русло и убедился, что воды действительно не было.
«Куда же она делась? — думал я. — Неужели вся высохла?»
Этого не могло быть, так как в устье воды было много. Значит, вода дренирует. Так оно в действительности и оказалось. Русло ручья устилал мощный слой гальки, и летом, когда воды в реке становилось меньше, она исчезала с поверхности и текла где-то в камнях. Когда я шел по сухому руслу, то кое-где ясно слышал журчание воды под ногами.
Подойдя к месту, где собирались разбивать лагерь, я приказал рыть колодец в гальке. Затея не из легких: галька осыпалась, и работа подвигалась довольно медленно. Углубившись с трудом почти на два метра, мы так и не достигли воды. Приближался вечер, а лагерь еще не был разбит и пища не готовилась. Надо торопиться, а то скоро вернутся с работы товарищи, и их нечем кормить.
Проехали еще немного вверх. Снова стали рыть колодец, а воды все нет. Тогда стали искать ее на слух: не слышно ли журчанья? Вот как будто здесь журчит. Стали копать, и действительно через полметра оказалась прозрачная хорошая вода. Она дренировала в мощном слое гальки, устилающей все русло ручья.
С таким явлением мы встретились впервые. Ручей был необычайный, и мы его так и прозвали — «Особенный». Пришлось нам долгое время обходиться без рыбы, которая, как правило, входила в наше меню.
Через несколько дней мы подошли к одному из притоков ручья Особенный, в котором была вода. Этот приток прорезал себе русло в сплошной скале, образовав глубокое ущелье, которое явилось довольно серьезным препятствием для трассы.
На съемке перехода мы потеряли довольно много времени и теперь с сожалением наблюдали, как быстро приближается зима. Каждый день давал почувствовать ее скорый приход. Легкий морозец по утрам уже сковывал ручьи у берегов тонким льдом. Четвертый раз тайга на наших глазах меняла свой убор, свою окраску.
Густые рощи, перелески и отдельно стоящие деревья собирались сбрасывать свой летний наряд. Происходила довольно быстрая смена цветов. Сегодня еще зеленые листья тополя или березы, а завтра они покрывались легким розоватым налетом. Через день-два розовый цвет переходил в красный, затем в желтый, и сорвавшийся лист, медленно кружась в воздухе, падал к подножию дерева. Только лиственница дольше всех боролась с холодом, и долго еще ее
