Мартин Скорсезе. Главный «гангстер» Голливуда и его работы - Том Шон
«Волк с Уолл-стрит» — безусловно, самый длинный фильм Скорсезе. Многие считают его и самым смешным
Ди Каприо провел несколько недель с Белфортом, расспрашивая его о деталях, которые можно было бы вплести в фильм — оргии на Боинге-747, летящем в Лас-Вегас, отношениях между людьми, жаргоне, о музыке, которую они слушали, о наркотиках, которые они принимали, о том, как именно они принимали эти наркотики, о воздействии, которое они оказывали. Руководители производства с киностудии заказали для фильма выезженных лошадей, пригласили лилипутов, которых одели в костюмы на липучках, и сделали множество других приготовлений, описанных в мемуарах Белфорта. А Ди Каприо продолжал приносить все новые и новые детали. «Джордан говорил, что у него был шимпанзе, который ездил на роликах в подгузнике и раздавал дилерские бумаги всем биржевым маклерам», — рассказал он Скорсезе. «Это здорово, — заметил тот, — но где мы возьмем шимпанзе?» — «Я не знаю». — «Хорошо, будем искать кого-то, кто в этом разбирается». Решая проблему шимпанзе, Скорсезе позвонил своей старой знакомой продюсеру Эмме Тиллингер, которая сказала ему: «Ну, есть у меня шимпанзе, который может кататься на роликах, но он живет во Флориде». Следующее, что вспомнил Ди Каприо: «У меня есть шимпанзе, и я тащу его по торговому залу».
Во время съемок киношники импровизировали больше, чем в любом другом фильме Скорсезе со времен ленты «Славные парни». Главным источником импровизаций стал актер Джона Хилл, сыгравший роль Донни Азоффа, прототипом которого был Дэнни Поруш, соучредитель «Stratton Oakmont». Как и во времена фильма «Злые улицы», актеры импровизировали, а затем их импровизации вносили в сценарий. «Я все время говорил: „Где мы?“, — вспоминал Скорсезе. На съемках импровизации продолжались. Так, Мэтью, игравший пьяного Мефистофеля, который обучает Белфорта, как двигаться по закоулкам Уолл-стрит, изобрел сцену, в которой его персонаж производит невнятный гул, изображающий тувинское горловое пение, и бьет себя кулаком в грудь.
Ди Каприо выступил с идеей забросать омарами своего заклятого врага из ФБР (Кайл Чандлер), когда тот появится на его яхте. В получившем печальную известность эпизоде, добавленном для того, чтобы Белфорт наконец понял, какой негодяй Азофф, у Ди Каприо и Скорсезе была задача показать, что два брокера „закидываются“ некими винтажными кваалюдами, чтобы заглушить шок, в результате чего сознание Белфорта делается мрачно комическим. Перед съемкой Скорсезе рассказал актерам, какое действие производит кваалюд: „Вы пытаетесь выдавить из себя хоть слово, но оно не идет“, — пояснил он. В результате Ди Каприо провел несколько дней, ползая по съемочной площадке в поисках своего „Lamborghini“. Скорсезе был в восторге: „Он работал почти как Жак Тати или Джерри Льюис!“
Скорсезе инструктирует актера Джону Хилла (Донни Азофф)
Отчасти из-за отклонений от исходного сценария, отчасти по другим причинам монтаж фильма занял много времени. Дата выхода была перенесена, но это помогло мало: Скорсезе и Тельма Шунмейкер работали день и ночь, семь дней в неделю, компонуя, сокращая и переписывая фильм так, чтобы сократить его с четырех часов до более приемлемых двух часов пятидесяти девяти (!) минут. Впрочем, и в таком виде лента на сегодняшний день является самым длинным фильмом Скорсезе. Еще несколько сокращений пришлось сделать ради того, чтобы в рейтинге Американской ассоциации кинокомпаний фильм мог претендовать на категорию „R“ („Лица, не достигшие 16-летнего возраста, допускаются на сеанс только в присутствии родителей“). Ради этого пришлось удалить множество „факов“, смягчить сцену оргии на борту самолета. „Проблемы были, но в картине не было ничего такого, за что мне было бы стыдно или неловко изымать из картины“, — заметил Скорсезе, для которого, по его словам, в секс-сценах на самом деле показывался не секс, а непристойности.
„Хватит напрягать мышцы, Джордан, ты выглядишь полным кретином“. В отличие от клиентов Джордана его жена Наоми (Марго Робби) смотрит далеко вперед
Неформальная вечеринка в пятницу после работы — это в стиле „Stratton Oakmont“
Потрясающие сатурналии позднего Скорсезе, стоящие в одном ряду с „Минотавром и женщиной“ Пикассо или „Театром Шаббата“ Филипа Рота, сделали из „Волка с Уолл-стрит“ зрелище отталкивающее, завораживающее, отвратительное, диковинное, возмутительное, волнующее — и часто все это одновременно. Выход фильма вызвал яростные споры о том, будут его высмеивать или превозносить. „Волк с Уолл-стрит“ — порицаем или поздравляем? — прямо спрашивал А. О. Скотт в „New York Times“. — Это должно вызывать отвращение или зависть?» Правильный ответ, конечно, «и то, и другое». Чувство греха у Скорсезе начиная с фильма «Кто стучится в мою дверь?» всегда было тактильным, чувственным. Недостаточно показать нам грех. Мало сказать зрителю, что грех греховен. Скорсезе хочет, чтобы мы сами почувствовали себя так, словно это мы согрешили; он хочет, чтобы застеснялись от собственного удовольствия, — и потому громоздит в своей картине одно греховное удовольствие на другом, сцену за сценой, с возмутительной неистовой избыточностью. Алчность — это не хорошо. Алчность — это забавно.
Некоторые из этих сцен давались бывшему алтарнику с большим трудом. Ему пришел на выручку помреж Адам Сомнер, который очень помог Скорсезе с постановкой и хореографией некоторых откровенных сцен. Перед одной из таких сцен Скорсезе обратился к Марго Робби, австралийской актрисе, которая играла вторую жену Белфорта, со словами: «А когда ты занимаешься любовью…», и она подумала про себя: «Заниматься любовью? Я бы не стала так это называть. Это было довольно мило и забавно».
«Учитывая природу рыночного капитализма, где правилом является стремление подняться на вершину любой ценой, можно ли сделать героем фильма финансиста? И, кстати, мы говорим не о тенденциях в мире поп-культуры.
В литературе, театре или кино не так много героев-финансистов».
Джордан приглашает своих сотрудников на вечеринку у бассейна, чтобы отпраздновать стремительный взлет компании
«Изобразить таких персонажей на экране; показать, как они достигают некоего эмоционального кризиса; увидеть, как они будут наказаны за то, что они сделали… Все это заставляет нас чувствовать себя лучше. А мы, люди, которые смотрят на экран, мы — жертвы».
«Это было похоже на дикий всплеск адреналина», — рассказывает нам Белфорт в одном из своих длинных, полных бахвальства гимнах сексу, наркотикам и
