Император Наполеон - Николай Алексеевич Троицкий
Читатель видит, что за время мирных переговоров в Шёнбрунне, когда казалось, что после Ваграма Наполеона ждёт тишь да гладь да божья благодать, ему пришлось пережить много неприятностей, связанных с именами Чатама, Шилля, Гофера и особенно Штапса. Но всё это время любую неприятность скрашивало ему одно имя — Мария.
Вскоре после Ваграма Наполеон получил письмо от Марии Валевской. Она спрашивала, можно ли ей приехать к нему в Вену. Наполеон ответил: «Приезжайте! Очень хочу Вас видеть и представить новые доказательства той нежной дружбы, которую я питаю к Вам. Покрываю Ваши прелестные руки тысячами самых сладких поцелуев и одним единственным — Ваши прекрасные уста»[684]. Она приехала, — как вычислил её биограф Мариан Брандыс, примерно в последних числах июля. Наполеон приготовил для неё, по воспоминаниям Констана Вери, «чудесный дом в одном из предместий Вены». Сюда каждый вечер Констан приезжал за ней в закрытой карете, без гербов и ливрей, с одним лакеем, доставлял её в Шёнбрунн и «провожал во дворец тайным ходом прямо к императору»[685]. Дорога от «чудесного дома» Марии до Шёнбрунна была короткой, но неухоженной, с выбоинами на каждом шагу. В дождливые дни на такой дороге карета опасно скользила. Наполеон беспокоился, особенно с середины августа (читатель скоро поймёт, почему): «Будь осторожен, Констан! Опять шёл дождь, и дорога раскисла. Ты доверяешь кучеру? Карета в хорошем состоянии?»[686] Так, вечер за вечером, пролетели для Наполеона и Марии два с лишним месяца любовной страсти. В её объятьях он встретил свой 40-й день рождения.
И вот в один из таких вечеров, где-то в середине августа (не 15-го ли числа, в день рождения Наполеона?) Мария призналась ему, что ждёт от него ребёнка, причём уверена, что будет сын. Может быть, Наполеон и теперь, как в сцене со Штапсом, «остолбенел» (на этот раз от избытка иных чувств) и — это уже факт — вновь вызвал к себе Ж.Н. Корвизара. Лейб-медик императора освидетельствовал Марию и подтвердил факт её беременности. Наполеон сразу же впервые ощутил себя счастливым отцом. Рождение сына (император и мысли не допускал о том, что возможна дочь) он считал для себя большим счастьем, чем победа при Ваграме. Ведь это значило бы, что он станет основателем собственной династии, а сына сделает наследником императорского трона!
Да, а Жозефина?.. Наполеон всё ещё любил её, хотя после его возвращения из Египта они поменялись ролями: теперь она хранила ему верность, а он изменял ей, причём по старинке ей же не доверял. «Не балуй по ночам, — внушал он ей 25 сентября в письме из Шёнбрунна, — так как вскорости сможешь услышать грохот моей кареты под твоим окном»[687].
Именно в те дни он не просто подумал, а твёрдо решил развестись с Жозефиной — ради наследника. Но может ли стать наследником французского престола сын императора от польской графини?
Наполеон любил Марию и был безмерно благодарен ей за то, что она смогла доказать его способность к отцовству. Он окружил её, а потом и общего их ребёнка (как они оба предвидели — сына!) нежнейшей заботой. Но все больше мучила его мысль о том, что дитя их с Марией любви ни в качестве наследника монаршего престола, ни тем более в качестве императора не получит должного признания у европейских монархов. А.3. Манфред верно заметил, что лет 15–20 назад, в пору своей якобинской юности, Наполеон поиздевался бы над такими соображениями[688]. Теперь же он, будучи сам монархом, вновь и вновь возвращался именно к монархической и наследственной мотивации своего второго брака: наследником его трона и славы должен быть его сын от принцессы из самых авторитетных царствующих династий. Рассуждал он так: в мире, кроме Франции, ещё четыре великие державы, надо выбирать из них. Поскольку Ганноверская династия в Англии остаётся его главным врагом, а династия Гогенцоллернов в Пруссии скомпрометирована тем страшным разгромом, которому он подверг её в 1806 г., выбор невест сокращается для него до двух династий — либо российские Романовы (самый желанный вариант из всех возможных), либо, менее желательно, австрийские Габсбурги. И тех и других он тоже громил в войнах с ними — дважды Романовых и четырежды Габсбургов, но всё-таки они держались более достойно, чем Гогенцоллерны. К тому же сегодня у него с Россией союз.
Вывод для Наполеона отсюда напрашивался сам собой: надо взять себе в жёны принцессу из дома Романовых (он знал: их там незамужних — две), европейски обставить и разрекламировать этот русско-французский брак, а брачные узы ещё сильнее скрепят политический союз двух самых авторитетных в мире империй — Франции и России.
4. Кризис русско-французского союза
К тому времени, когда Наполеон решил развестись с Жозефиной и вступить в новый брак с русской княжной, союз между Францией и Россией уже необратимо слабел. Главную, предопределившую крах союза трещину он дал из-за континентальной блокады Англии.
«К концу 1807 г., — констатирует Жан Тюлар, — к блокаде, за исключением Швеции, сохранившей верность договору с Англией, присоединились уже все европейские страны»[689]. Британская экономика начала страдать от блокады с первых же лет. Останавливались предприятия, свёртывалось производство, росла дороговизна, «наметились симптомы девальвации фунта», а по ряду графств уже прокатилась «волна народных возмущений»[690]. Казалось, сбывается роковой для Англии прогноз Наполеона в его выступлении перед Законодательным корпусом осенью 1807 г.: «Англия, наказанная за методы, которые составляли самую суть её подлой политики, вынуждена сегодня наблюдать за тем, как от её товаров отказывается вся Европа, а её корабли, загруженные никому не нужными дарами, скитаются по бескрайним морям, где, как им казалось, они ещё совсем недавно царили, и тщетно отыскивают от Зунда до Геллеспонта хотя бы один готовый приютить их порт»[691].
В 1811–1812 гг. экономический кризис в Англии разразился с новой силой, поразив и финансовую систему, и торговлю, и промышленность (хлопчатобумажную, металлургическую, судостроительную). По всей стране начались рабочие стачки. Именно в те годы достигло наибольшего размаха движение луддитов (по имени легендарного ремесленника Неда Лудда), мастеровых, протестовавших против внедрения в промышленность машин и капиталистической эксплуатации. Губительные последствия континентальной блокады для английской экономики могли усугубиться после того, как 21 августа 1810 г. наследным принцем и фактическим правителем Швеции был избран свояк Жозефа Бонапарта маршал Ж.Б.Ж. Бернадот. Наполеон тогда заявил: «Французский маршал на троне Густава-Адольфа — самая
