Записки русского крестьянина - Иван Яковлевич Столяров
Он рассказал мне все это, мне, арестованному, государственному преступнику ! Под влиянием моих слов у него проснулась крестьянская душа. Подъезжая к волостному правлению мы с ним стали уже друзьями. Это вселило во мне надежду, что быть может жизнь моя будет сохранена в эту ночь.
В волостном правлении нас встретил волостной писарь, который давно поклялся уничтожить меня. С особым металлическим блеском в глазах, еле сдерживая чувство торжества, он направился прямо ко мне и протянул мне руку. Сухим тоном я ему сказал, что не могу подать руки таким, как он.
В эту минуту в комнату врывается его помощник, совершенно пьяный с криком : « Дайте мне раздавить эту гадину ! » Он говорил обо мне.
Я обращаюсь к уряднику и прошу его в свою очередь убрать эту « гадину ». Писарь приказывает своему помощнику удалиться. Он уходит, ворча, со словами : « Пойду сейчас возьму ружье и застрелю его. »
После этой сцены я говорю уряднику, что отныне он отвечает за мою жизнь и что если случится что-либо со мной, — он первый будет наказан, как сообщник в убийстве.
Не знаю, эта ли угроза подействовала или же то, что он проникся ко мне дружеским чувством, во всяком случае он отдал распоряжение запереть помощника писаря на всю ночь и решил провести ночь в помещении со мной вместе.
Рано утром, в сопровождении двух стражников, меня перевезли в Валуйки. При отъезде им был дан строгий приказ урядника передать меня тюремному начальству живым и невредимым. Если этот приказ не будет выполнен, их будет судить военный суд. « Но если он попытается бежать, прибавил он, тогда стреляйте ! »
Вечером шестого или седьмого дня (точно не помню) моего заключения слышу кто-то вкладывает ключ в дверь моей камеры. К моему большому удивлению в камеру входит отец Мерецкий. За его спиной показывается фигура самого начальника тюрьмы. Отец Иван, обрадованный, бросается меня целовать. Я, в первую минуту, ничего не понимаю. Почему отец Иван пришел ко мне с начальником ? Но тайна длится не больше нескольких минут. Начальник повертывается и выходит из камеры со словами : « Ну, обо всем остальном я позабочусь. » Дверь камеры снова запирается на ключ. Мы остаемся с отцом Иваном в камере одни.
« Что это все значит ? » — задаю я ему вопрос. Почему он так обрадовался, увидев меня ? Он мне отвечает : « Как же мне было не обрадоваться. Меня арестовали почти обманным путем, и я думал, что меня сейчас же расстреляют. Если не сейчас же, то после заключения в тюрьму. Но теперь я сомневаюсь, чтобы с нами так поступили. О вашем аресте мы узнали, но разнесся слух, что крестьяне освободили вас по дороге в тюрьму и вам удалось бежать. Только сейчас, в тюрьме я узнал, что вы здесь и начал умолять начальника тюрьмы, чтобы он поместил меня в камеру вместе с вами. Он уважил мою просьбу и сам привел меня к вам. Сказанные им при выходе слова означали, что он позаботится о том, чтобы поставили сюда вторую кровать и дали бы все, что полагается по тюремным правилам. »
« Но что же случилось, за что вас могли бы сейчас же расстрелять ? » Вот его рассказ :
« Вы знаете, что мои прихожане давно уже боялись за меня. Они допускали возможность моего ареста и даже убийства черносотенцами. Они все время оберегали меня. Еще во время моего возвращения с губернского Крестьянского Съезда крестьяне выехали на станцию железной дороги навстречу мне в большом количестве, каждый на своих санях. При моем выходе из вагона они окружили меня толпой, довели до саней и усадили в те сани, которые должны были ехать в середине довольно длинного обоза. Под такой охраной они меня и доставили домой. В последнее время они усилили охрану, установили поочередное наблюдение, чтобы помешать во что бы то ни стало моему аресту, в особенности, когда они узнали о вашем аресте. Они были готовы применить силу, если власти придут за мной. Было установлено постоянное дежурство не только вокруг моего дома, но и за околицей* села. Дежурным давался наказ бить в набат, созывать прихожан, как только они заметят приближение полиции. Такой случай не заставил себя долго ждать. Вчера утром загудел тревожно церковный колокол, и незамедлительно вокруг моего дома собралась большая толпа. Дозорные сообщили, что неподалеку от села остановился и спешился казачий отряд. И к моему дому направляются становой и урядник. При этом известии толпа загудела, как потревоженный пчелиный улей, и вскоре сильное возбуждение охватило всех. Дозорные не ошиблись. Действительно, скоро все увидели станового пристава и урядника, приближавшихся к моему дому. Крестьяне окружили кольцом мой дом и в боевом настроении решили защищать меня. Когда становой и урядник приблизились, толпа в один голос, угрожающим тоном, спросила их : зачем они пришли и что им надо ? Становой ответил, что он пришел, чтобы побеседовать с батюшкой, и просил пропустить его ко мне. Но крестьяне не поддались на обман и грозили ему все решительнее. Они приходили все в большее и большее возбуждение. И я боялся, как бы не произошло кровопролитие. Я обратился к прихожанам с просьбой пропустить ко мне станового пристава. Они согласились, но только с условием, что он должен снять с себя и оставить у них свою шашку и револьвер. Становой подчинился их требованию, снял с себя свое оружие, передал его моей охране и направился ко мне. Он выразил желание поговорить со мной наедине. Я впустил его к себе. Он сообщил мне, что приехал не с целью арестовать меня, а с тем чтобы я поехал с ним
