Записки русского крестьянина - Иван Яковлевич Столяров
В городе мне нельзя было оставаться долго. Мне негде было приютиться, так как квартира моих друзей, у которых я мог бы переночевать, оказалась оставленной. Они бежали, боясь нападения на них черносотенцев. Другие друзья также были в смятении, и я не мог прийти к ним с чемоданом, наполненным револьверами и патронами. Поэтому в тот же день я уехал со своей драгоценной ношей обратно в имение Паниной.
Вечером я приехал в Валуйки и нашел главного управляющего с семьей в отдаленном домике, предназначенном для служащих имения. Он рассказал мне, что предыдущей ночью Мащенко, помощник волостного писаря, занял со своей черносотенной бандой всю экономию. Их целью было : освободить экономию от крамольников. В первую очередь они искали поднадзорных*, т.е. меня и Ф. Романцева, конторского служащего. На листе числились также заведующий ремонтными мастерскими и главный управляющий (т.е. он сам), хотя они никогда никакой революционной работой не занимались и никем в этом не обвинялись. Управляющий не был уверен в том, что Романцеву и заведующему мастерскими удалось спастись, и считал их вероятнее всего погибшими. Что касается его самого, то ему с семьей удалось рано утром выехать на тройке из экономии, оставив все на произвол судьбы. Когда некоторые из его подчиненных заметили его отъезд, они погнались за ним, стараясь преградить ему путь на поперечной дороге. Он спасся, благодаря быстроте лошадей и преданности кучера. Последний, заметив погоню, погнал тройку во весь дух и таким образом сумел проскочить опасное место раньше гнавшихся за ними.
И сам управляющий и его жена находились еще под впечатлением пережитого и быть может поэтому уговаривали меня не ехать в старый хутор.
« Им, говорили они мне, вы помочь уже не можете, - они или уже убиты или им удалось спастись. Себя же вы обрекаете на верную смерть, возвратясь туда ».
Но мне было трудно поверить, что Романцев и заведующий мастерскими были убиты. У меня теплилась надежда, что им удалось где-нибудь укрыться, и они нуждаются в моей помощи. « Как, рассуждал я, у меня полный чемодан револьверов и патронов, а я останусь здесь с оружием, в то время, как в нем нуждаются другие ! » Для меня было невозможно прятаться, я должен оказать помощь находящимся в опасности.
Уговоры управляющего не повлияли на меня. Я решил ехать в экономию, попросил только его позволения воспользоваться его тройкой. Он согласился, и, не теряя ни минуты, я выехал из Валуек. По дороге кучер мне рассказал более подробно о том, что произошло прошлой ночью.
« Мащенко, — говорил он, — приехал из Вейделевки со своими хлопцами поздно ночью, и сейчас же они начали искать вас и заведующего мастерскими. Но, к счастью, его предупредили, и он с семьей успел уйти из своей квартиры и спрятаться в саду в ямах, предназначенных для посадки фруктовых деревьев. Молодцы обегали все места экономии и искали тех, кто мог спрятаться. Ходили они с фонарями и по саду, но ночь была на редкость темная. И быть может потому им не удалось найти тех, кого они решили заранее убить. »
Надо сказать, что этот Мащенко, помощник волостного писаря, контора которого стала центром черносотенцев, был человек очень грубый, обладавший большой физической силой, и к тому же пьяница. Он заделался правой рукой волостного писаря, главой черносотенного движения. Он поставил себе целью уничтожить всех « крамольников », живущих в его волости. Он одержал неожиданную победу на сходе в Вейделевке, которая окрылила его надежды. И тогда он решил распространить свою деятельность и на другие волости.
Вот как прошел этот сход. Больница в Вейделевке содержалась на средства графини Паниной. Главным врачом был член партии социалистов-революционеров. После знаменитого Манифеста Николая П-го (17-го октября 1905 г.), обещавшего некоторые либеральные свободы, к врачу приехал его университетский товарищ, член Киевского Комитета социалистов-революционеров. Он решил организовать собрание крестьян в Вейделевке, на котором выступил с пропагандой программы этой партии. В своей речи он был крайне неосторожен в своих выражениях. Он не учел того, что крестьяне этого собрания еще не потеряли веры в царя, любят его, и всякое обидное слово, или кажущееся таковым, по отношению к царю оскорбляло их чувство и вызывало все растущее раздражение. Писарю не пришлось даже указывать на промахи оратора. Без труда он доказал, приводя выдержки из программы партии социалистов-революционеров, что эта партия идет против царя и хочет установить республику во главе с « жидами ». Собрание кончилось тем, что неудачливого пропагандиста прогнали вон.
После этого « исторического дня », в тот же вечер в квартире врача были выбиты все стекла, а самому врачу пришлось спасаться бегством со своим товарищем. Товарищ уехал в Валуйки, а врач нашел убежище в старом хуторе и рассказал нам всю историю.
Мне рассказывали, что после бегства пропагандиста волостной писарь пал на колени перед крестьянами, покаялся, что он был несправедлив к ним и причинил им немало зла. Но теперь он понял, что он должен быть их покровителем и защитником, в чем и поклялся головой своих детей. Крестьяне не были злопамятны : они простили ему все плохое, что он им сделал. Так писарь восстановил свое влияние на население волости и снова сделался полновластным хозяином.
После этого события пропаганда за Крестьянский Союз стала еще труднее.
Рано или поздно, это должно было случиться. Реакция победила. От октябрьского Манифеста осталось одно воспоминание. Обещания, возвещенные им, остались невыполненными.
Я был подготовлен ко всему. В конце декабря, возвратившись из Тарабановки, где я провел сход, я застал в своей квартире станового пристава, урядника и одного стражника*. Они уже давно поджидали моего возвращения, чтобы приступить в моем присутствии к обыску.
Конечно, они ничего не нашли. Пристав попросил меня подписать протокол обыска и потом заявил, что по приказу высших властей я арестован, и он должен препроводить меня в уездную тюрьму ( в Валуйки).
Управляющий имением просил оставить меня на ночь под стражей в имении. Он боялся, что мне грозила опасность. Но его просьба не была уважена. Предварительно же меня должны были отвезти в Вейде-левское волостное правление, где я должен был провести ночь. Это было поручено уряднику.
Крайняя ли усталость, неуверенность в том, останусь ли я жив в эту ночь, но я поддался потребности излить свою душу. Обращаясь к уряднику, я рассказал ему всю свою жизнь. Я говорил о положении крестьян, о том, что
