Евгений Фокин - Хроника рядового разведчика.

Вначале казалось, что волосы под шапкой встают дыбом и начинают шевелиться. Такое редко бывает. Даже при разведке боем. «Когда же все это кончится?» — мучительно думал я, хотя и знал, что весь этот ужас еще надолго.

Подбегаем к зданию, Култаев на ходу указывает нам места размещения. Быстро приспосабливаем их для обороны. Мне досталось место за углом дома. Лихорадочно осматриваюсь по сторонам — рядом куча битого кирпича, обломки забора и другой материал. Ко мне на помощь подбежал еще кто-то из автоматчиков и тоже усердно принялся за дело. Быстро подтаскиваем и сооружаем для меня нечто, напоминающее укрытие. Потом хватаем руками снег и бросаем на наше импровизированное укрытие, стараясь тщательнее его замаскировать. Товарищ уходит. Убедившись, что объект готов к обороне, я решил посмотреть, а как обстоят дела у моих товарищей по взводу. Они заняли места в простенках между окнами, у забаррикадированных, выходящих на фасадную сторону дверей, некоторые забрались на чердак, расположились и у других надворных построек, то есть там, где можно было укрыться и занять выгодное место для обороны. Вдруг крик:

— Немцы!

— Спокойно, ребята! Култаев, не торопись! Подпускайте ближе. — Это командует неизвестно откуда взявшийся майор Нефедов.

Опрометью бросаюсь к своему боевому рубежу, на ходу ставя на боевой взвод затвор автомата и прилаживаясь для стрельбы с упора с колена. Отстегиваю и достаю из чехла запасной магазин, а из сумки — две гранаты. Теперь и я вижу приближающихся, стреляющих на ходу немцев.

— Есть ближе, товарищ майор! Огонь по моей команде! — кричит, пробегая мимо, Култаев.

А враги приближаются. Они уже рядом. Запели, зловеще затенькали над головой и где-то сбоку пули. Я прикидываю, что еще несколько шагов — и немцы пустят в ход гранаты — они же опытные, черти, да и упорства им тоже не занимать.

И в этот критический момент последовала, наконец, команда Култаева. Прижав автомат к плечу, жму на спусковой рычаг. И ожил мой автомат, зашелся мелкой дрожью и начал торопливо отхаркиваться короткими очередями.

Итак, очередная вражеская атака началась, стало не до раздумий. Цепь вражеских солдат приближалась, и казалось, что все они бегут на меня.

— Русь, капут! — пьяно горланили немцы и во весь рост шли на сближение. — Русь, буль-буль!

Уже рядом говор шмайсеров. Позади Саксагань и плотина — дальше отступать некуда. Людей мало, боеприпасы на исходе. Радиосвязи снова нет. Рация разбита...

Наступил тот момент, который у спортсменов именуется вторым дыханием. Оно приходит и к солдатам, когда внутри все сжалось, заледенело и уже ничто не страшит. Кроме того, у нас, разведчиков, в душе еще кипела ненависть и злость за гибель Дышинского. Теперь мы находимся во власти происходящего, в ритме нарастающего, как шквал, боя. Для нас теперь самое главное — выстоять.

Выстоять и только выстоять. О своей жизни мы теперь не думаем. Признаться, мы были равнодушны и к самой смерти, лишь бы выстоять. Кругом враги, и с каждым шагом они все ближе и ближе. Совсем близкая дробь пулемета коснулась кого-то из нас. Обернувшись, увидел, как повалился, схватившись за грудь, разведчик из взвода Култаева. С обеих сторон в ход пошли гранаты. Нас хоть и мало, но каждый держится и действует расчетливо, собранно. И мы будем драться до последнего... В доме и около него сгруппировались разведчики и саперы. У всех одна мысль — враг может прорваться и взорвать плотину. А коль так, значит, зря погибли наши товарищи. Нет! Пока мы живы, этого не допустим! Мы в этом поклялись друг другу.

Но изумлял нас своим упорством, напористостью, стремлением осуществить злодейскую акцию и противник. Вторично старшина Култаев отдает строгий приказ — стрелять наверняка. На учете каждый патрон, каждая граната. А вокруг стоит сущий ад — стрельба в упор, разрывы гранат, визг пуль над головой. И для кого-то одна из них, возможно, будет роковой, последней. Пружиня, раздирая воздух, над головой свистят осколки, ползут оранжевые пунктиры пулеметных трасс. Кто-то зовет на помощь санинструктора, а он сам стреляет по немцам. При свете ракет по лицам мечутся зловещие тени.

Отбили и эту атаку. Вскоре еще одну. Натиск врага усиливается. Бой принимает ожесточенный характер — вплоть до рукопашных схваток. Немцам уже начал сопутствовать успех. Теперь каждому становится ясно, что не пройдет и часа, и нам нечем будет стрелять. Израсходован почти весь свой боезапас, то, что было взято из вещмешков убитых, и трофейное. Кругом тела и раненые. Возможно, и мы скоро разделим их участь. Но мы отрешились от всего земного, личного, нам был важен лишь исход этого боя. Наши головы были заняты только тем, чтобы как можно дольше продержаться, и если придется, то дорого отдать свою жизнь, не допустить немцев к плотине...

Пройдет почти тридцать лет после этих событий, когда на встрече ветеранов 37-й армии в Молдавии в 1972 году генерал Шарохин в присутствии бывшего начальника оперативного отдела армии полковника Дикова, глядя на Шурупова, скажет:

— Перед тем как назначить тебя командиром спецотряда, я беседовал не с одним из офицеров штаба армии, так они наотрез отказались от предложенной должности. Ты согласился, и мы послали тебя, Аркадий Николаевич, с этим отрядом. Признаюсь, я не надеялся, что вы вернетесь. Только теперь могу сказать, что думал я тогда, отправляя вас на это опасное задание.

...Враг несет потери, но не ослабляет натиск. А мы держимся и будем держаться до последней возможности, пока в наличии имеются скудные запасы патронов и гранат. Когда все это подойдет к концу, придется достать из потайного местечка заветный патрон и последним судорожным движением приложить автомат к виску и нажать на спусковой крючок или, подпустив врагов поближе, приложить к груди «лимонку», предварительно освободив рычаг.

Меня обжигала мысль: неужели бесполезными были наши потери — гибель Володи Дышинского и десятков других воинов, отдавших свои молодые жизни за плотину, за которую пролито уже столько крови? Неужели мы не сможем ее отстоять до прихода частей армии? Есть ли предел, граница человеческих испытаний, которые нам выпали за эти длинные, длинные сутки?

И в этот самый напряженный, кульминационный момент боя к нам пришло подкрепление — пробились воины 24-го воздушно-десантного полка. Со слезами на глазах мы бросились к ним. Все радовались, как дети. Мы целовали их, как самых близких родных. Мы воодушевились, из груди рвалась неудержимая радость. Все страхи за плотину отошли на задний план. Теперь мы не одиноки.

На наших глазах таяли, истекали кровью подразделения отряда, но враг, несмотря на численный перевес, не прошел через наши боевые порядки. Кризис миновал. Теперь наша артиллерия через реку прямой наводкой расстреливает немцев, засевших в домах и саду.Очередная вражеская атака на нашем участке кончилась провалом. Атакующие фрицы были встречены ураганным огнем и, не добежав до домов, повернули вспять.