100 великих филологов - Борис Вадимович Соколов

«социальный субстрат» носителей того или иного языка, заставляя тех или иных людей менять язык и способствуя или препятствуя языковым контактам. При этом на новый язык могут переноситься прежние привычки. Основную же роль в языковом развитии играют внутриязыковые причины. Поливанов был автором теории конвергенций и дивергенций. Согласно этой теории, изменения фонологических систем рассматриваются как дискретные (мутационные). Но наряду с изменениями, влияющими лишь на качество отдельных фонем и не затрагивающими системы, могут происходить «изменения в самом составе фонологической системы, обусловливающие изменение числа элементов этой системы: 1) дивергенции, т. е. изменения, ведущие к увеличению числа элементов системы; 2) конвергенции, т. е. изменения, ведущие к уменьшению числа элементов системы… Наиболее крупными (по своим результатам) изменениями следует считать, разумеется, не процессы внутрифонемного порядка, а дивергенции и конвергенции». Именно конвергенции – это «наиболее важный класс историко-фонетических изменений», тогда как часто «сопровождающие их дивергенции являются зависимыми от них». Поливанов выдвинул положение о существовании гибридных по происхождению языков: «Японский язык гибридный по происхождению, амальгама южных, островных, аустронезийских и, с другой стороны, западных континентальных, общих и корейскому (и другим восточноазиатским континентальным «алтайским языкам») элементов». В.Б. Шкловский так отозвался о Поливанове: «Поливанов был обычным гениальным человеком. Самым обычным гениальным человеком». Его также называли «филологом-энциклопедистом». Поливанов является автором книг «Психофонетические наблюдения над японскими диалектами» (1917), «Лекции по введению в языкознание и общей фонетике» (1923), «Краткая грамматика узбекского языка» (1926), «Русская грамматика в сопоставлении с узбекским языком» (1933), «Опыт частной методики преподавания русского языка узбекам» (1935, 1961), «Статьи по общему языкознанию» (1968), «Труды по восточному и общему языкознанию» (1991), «Словарь лингвистических и литературоведческих терминов» (2010), «Вечера у проф. П. (фрагмент романа)» (2021) и др.

Николай Иосифович Конрад

(1891–1970)

Н.И. Конрад

Советский востоковед Николай Иосифович Конрад родился в Риге 1 (13) марта 1891 года в семье крещеного еврея, лютеранина, инженера-железнодорожника, и дочери священника из Орловской губернии. В 1908 году он окончил Рижскую александровскую гимназию, а в 1912 году – японско-китайский разряд факультета восточных языков Петербургского университета и японское отделение Практической восточной академии в 1911 году. Николай Иосифович вспоминал: «Все же почему меня заинтересовали именно языки Дальнего Востока – китайский и японский? Ответ простой: Китай и Япония были теми двумя странами, которые властно вошли в мое сознание с первого же момента, когда это сознание стало играть свою роль в моей жизни… В моей семье бывали «Нива», «Вокруг света», «Природа и люди», последние два журнала считались юношескими и выписывались для меня. И вот в 1900 г. эти журналы были заполнены… Китаем: это был год «Боксерского восстания», «Пекинского сидения», т. е. осады восставшими посольского квартала, когда дипломаты и члены иностранных колоний вынуждены были строить баррикады и учиться держать в руках оружие. Журналы, помещая, конечно, военные снимки, гораздо больше места отводили «географии и этнографии», т. е. описаниям жизни и быта Китая того времени. Так я уже на самой заре своей сознательной жизни узнал про Китай. За Китаем последовала Япония. Это случилось скоро – через четыре года: в 1904 г. началась Русско-японская война… В связи с этой войной о Японии стали писать не только «тонкие» иллюстрированные журналы, но и «толстые»; начали издаваться книжки о «Японии и японцах», как многие из подобных изданий назывались. С окончанием войны эта литература не только не исчезла, но даже стала расти, главным образом – за счет переводов… Тем самым к окончанию гимназического курса, т. е. к тому моменту, когда должен был произойти выбор дальнейшего пути, вопрос для меня был решен: буду изучать Японию и Китай». В 1912 году ученый был послан на двухмесячную стажировку в Японию. После возвращения оттуда он опубликовал свою первую большую работу «Современная начальная школа в Японии» (1913). Там он писал: «Вся система доведена до такого однообразия, что положительно можно сказать, что именно в данный момент, т. е. день и час, говорится во всех школах по данному предмету учителями в классе. Происходит, в сущности, не что иное, как последовательное отливание всех японцев в одну и ту же строго выработанную форму, снабжение их одним и тем же миросозерцанием и одними и теми же мыслями, чувствами, привычками, вкусами и пр… Все остальное приносится в жертву этому принципу однообразия, создающему, с одной стороны, удивительную монолитность народа, с другой же – делающему одного японца в значительной степени похожим на другого». В 1913 году в Киевском коммерческом институте Конрад читал лекции по китайскому и японскому языкам, по этнографии народов Китая и Японии. В 1914 году он вернулся в Петербург для подготовки к профессорскому званию. В 1914–1917 годах Конрад вновь стажировался в Японии, изучая в Токийском университете японский и китайский языки и культуру и классическую литературу Японии, и также проводил этнографические исследования в Корее. Данная ему инструкция предписывала: «Во время пребывания в Японии г-н Конрад должен по возможности ознакомиться с положением корейцев на Японских островах. Выяснить приблизительное число проживающих здесь корейцев и общие условия их жизни… По приезде в Корею выяснить, в чем заключаются сильные и слабые стороны японского владычества в Корее, как продвигается японская колонизационная деятельность. Войти в непосредственное сношение с туземцами, чтобы выяснить отношение широких корейских масс к японскому владычеству, постараться выяснить, какие именно слои корейского народа более всего пострадали от японского господства и враждебно к нему относятся. В случае если удастся познакомиться с представителями корейской интеллигенции и вообще более или менее выдающимися корейцами, описать их характеристики с точным указанием занимаемого ими положения, рода деятельности и мест жительства». После возвращения в Россию в июле 1917 года ученый сдал магистерские экзамены по японской, китайской и корейской филологии. После Февральской революции он симпатизировал эсерам, хотя прежде поддерживал кадетов. После Октябрьской революции Конрад некоторое время работал в Наркоминделе РСФСР (перевел, в частности, на японский язык «Обращение к народам Востока» и «Обращение к трудящимся и угнетенным всего мира»), был тесно связан с Китайским Советом рабочих депутатов в Петрограде. В середине 1918 года он уехал из Москвы в Орел, где жили его эвакуированные из Риги родители. В 1918–1922 годах Конрад преподавал в Орловском университете и в 1920–1922 годах был его ректором. С 1922 года Николай Иосифович был главой кафедры японского языка, а в 1926–1938 годах – профессором Ленинградского института живых восточных языков. Одновременно Конрад преподавал в Географическом институте ЛГУ. С 1931 года он являлся научным сотрудником Института востоковедения АН СССР, возглавляя там работу по изучению японских исторических документов эпохи Мэйдзи и заведуя японо-корейским кабинетом в 1931–1938 годах, а также занимался вместе с Н.А. Невским (1892–1937) составлением японско-русского словаря. Литературовед Б.А. Филиппов (Филистинский) (1905–1991) в эмиграции вспоминал: «Будущий маститый академик-марксист, – вспоминал все тот же Б Филиппов, – был тогда отнюдь не марксистом, но склонным к мистике полуправославным-полуантропософом, не только талантливым востоковедом, но и неплохим пианистом,