Камо - Илья Моисеевич Дубинский-Мухадзе
В срок весьма короткий по этим временам — за восемь неполных суток — добираются до Астрахани. Сразу к Кирову. После взаимных беспорядочных расспросов о Москве, Кавказе, фронте, общих друзьях Сергей Миронович протягивает письмо, только что доставленное из Баку. От Кавказского подпольного крайкома.
«Ради всего, шлите, если есть какие-либо возможности, оружие, патроны в большом количестве… От этого зависит дальнейшее развитие начавшегося движения. Это пишут не увлекающиеся юноши, а люди, которые прекрасно понимают, какое движение начинается сейчас на Кавказе. Надо использовать со всей энергией месяц, оставшийся до закрытия навигации, чтобы снабдить нас деньгами и оружием. Англичане хорошо учли, какая угроза Деникину движение на Кавказе, и они возвращаются назад…»
У Камо один-единственный вопрос:
— Сколько груза сумеет взять рыбница?
Выбор падает на рыбачий парусник «Гурьевка». Вместительный, легок в ходу, имеет двойные борта — тайник относительно надежный. Команда из моряков, побывавших во многих переделках.
Снимается «Гурьевка» праздничным вечером седьмого ноября. С двенадцатифутового рейда в устье Волги. На случай встречи с английскими или деникинскими сторожевиками версия не слишком сомнительная: наследники богатых астраханских купцов, рыбопромышленников, подкупили команду, бегут из красного ада… Втайне Камо больше рассчитывает на то, что в минуту неодолимой опасности, когда ни одного шанса выпутаться, он успеет взорвать судно. Заряды припасены в подходящих местах — у ящиков с динамитом.
Каспий также верен себе. Сразу встречает полным силы осенним штормом, ураганным ветром. Волны шутя накрывают палубу, запросто взбегают на мачту. Порой парусник, будто вздыбленный конь, становится почти вертикально. Только для того, чтобы в следующие секунды зарыться носом в пучину… При невольном сравнении та июньская экспедиция с Серго, с уже покойным Роговым не более как морская прогулка!
На пятые сутки не выдерживает, переламывается у основания мачта. Ее тут же смывает за борт. Веревки крепления не дают ей уйти на дно, она тянется за рыбницей. Когда притомится шторм, все мало-мальски способные справиться с морской болезнью впрягутся, возвратят мачту на место. Еще плыть и плыть.
Киров в ЦК Стасовой: «…С грузом тов. Камо рискованно до крайности, и мы до сих пор не имеем точных сведений — прибыл Камо или нет. Как только эти сведения получим, сообщим Вам телеграфом: «Камо прибыл».
В ночь на двадцать второе ноября рыбница у острова Жилого. Причаливать рискованно. По словам моряков, на острове заставы, поблизости курсируют сторожевики. Надежнее идти к необитаемому островку Булло — миль на тридцать южнее Баку. Людей на пятачке среди моря действительно не оказывается. Зато великое множество змей. На берегу, особенно в пещере, облюбованной для укрытия оружия, цинков с патронами, ящиков со взрывчаткой. Приходится сначала охотиться на змей, потом запихивать их в мешки, вывозить в море. Иначе остается слишком наглядный след — дорожка из убитых змей от моря к пещере.
Еще сутки на то, чтобы Камо пересел в море на попутную шлюпку, доплыл до Баку. Остальное возьмут на себя заждавшиеся бакинцы. Доставят боевиков в гавань, развезут по конспиративным квартирам. На Молоканской улице, в доме номер три, покажут мастерскую Сергея Мартикяна — слесарные, лудильные, паяльные работы. В качестве фирменной эмблемы в витрине никелированные самовары. Если число нечетное, открывай дверь с колокольчиком — в задних полутемных комнатах ожидает Камо. С ним члены Кавказского крайкома Мирза Давуд Гусейнов, Виктор Нанейшвили, Гамид Султанов.
Камо в своей родной стихии. Его боевые группы проникают в Дагестан, Чечню, Грузию. Доставляют партизанам оружие, деньги, литературу. Ведут разведывательную работу. Выполняют особые поручения по взрывам штабов белых. Многих разных штабов. Не добираются лишь до главного, где сам Деникин. Отступить от давно выношенного плана выше сил Камо. В равной степени не берется во внимание ни огромная польза уже проделанного, ни то, что обстановка коренным образом изменилась и на фронтах, и в тылу белых. Враг смертельно ранен, близок конец.
Толчком самым непосредственным к новому броску служит известие об освобождении Ростова. Ничто дольше удержать Камо не может. Быстрее в Новороссийск. Там, по добытым сведениям, ставка Деникина.
Об исходе можно строить различные предположения, гадать так и этак. План взрыва ставки и реален и фантастичен в равных дозах. В прошлом Камо удаются вещи более невозможные. А сейчас все кончается, собственно, не начавшись. Не в Новороссийске, всего на тифлисском вокзале. Наглухо замыкается круг из тайных и явных сотрудников особого отдела правительства меньшевиков. Можно только усмехнуться, бросить презрительно:
— Ладно, хватит! Не бойтесь, нет у меня бомб, нечего в вас бросить, пойдемте!
С пятнадцатого января девятьсот двадцатого года Камо в Метехах. Тюрьма, совсем как в былые времена, переполнена большевиками. Самыми уважаемыми. Здесь Миха Цхакая, Филипп Махарадзе, Георгий Стуруа, Миха Чодришвили, Сергей Кавтарадзе. Более двухсот партийных работников.
«Вне всякой очереди Москва Предсовнаркома ЛЕНИНУ, копия ЦЕКА Стасовой.
Краевой комитет сообщает, что в Тифлисе арестован товарищ Камо. Условия ареста неизвестны, но сообщают, что освобождение сомнительно. Полагаю, что арест находится в связи с общими массовыми арестами, происходящими в связи с последним восстанием. Арестованными переполнены все тюрьмы и участки. Правительство действует по указке англичан. Нр. 742.
Член Реввоенсовета XI Киров».
Достаточно откровенно об этом говорит Камо сам министр внутренних дел меньшевистского правительства Ной Рамишвили. Было время, когда оба они — Камо и Рамишвили — сообща печатали прокламации в подпольной типографии. Вместе готовили митинги… Теперь Камо через сестру Сундухту отправляет министру Рамишвили лаконичное послание: «Отпустите меня и моих товарищей, иначе я сам уйду, убегу. Но тогда вам всем не поздоровится, я буду жестоко мстить».
Перепуганный министр является без промедления. Спешит к Камо в угловую камеру номер двадцать четыре. Просит сочувствия. Никак нельзя ему пойти против англичан. От них строжайший приказ, чтобы ни один большевик не оставался на свободе. Тем более Камо!
Столь бедственное положение министра сочувствия у Камо почему-то не вызывает. Он неумолимо повторяет свое: или он будет немедленно освобожден (с ним вместе и три девушки из его группы), или беспощадная месть: «Ты, Рамишвили, мое слово знаешь!»
И министр Рамишвили, и глава правительства Жордания хорошо знают: слово Камо не пустая угроза. К тому же сохранить его арест в тайне не удалось. В Главных мастерских железной дороги, в Арсенале, почти на всех тифлисских фабриках рабочие шумно выражают возмущение. В Надзаладеви дважды пришлось силами «народной гвардии» разгонять митинги протеста. Не безопаснее ли будет…
Второй визит Рамишвили к Камо заканчивается приемлемо для обоих. Министр предлагает: «Куда хочешь поезжай, что хочешь делай, только в двадцать четыре часа покинь Грузию. Ты и твои люди!..»
