Камо - Илья Моисеевич Дубинский-Мухадзе

И. Дубинский-Мухадзе

КАМО

*

© Издательство «Молодая гвардия». 1974 г.

…Нужно показать Камо так просто и правдиво, таким беззаветно храбрым, спокойным и ясным, каким он был. Он был человеком без позы и был художником революции.

Максим Горький

На исходе первая осень Отечественной войны. Гитлеровские танки на ближних подходах к Ленинграду, Москве. Тяжко неимоверно.

Эвакогоспиталь в городе Ессентуки на Кавказских Минеральных Водах. По обе стороны длинных коридоров палаты, палаты… В той, что в дальнем углу второго этажа, у дверей располагается немолодой солдат с отнятой по плечо правой рукой — Кирилл Трофимович Вегера. Учитель из приднепровских пшеничных степей.

Спрос на того солдата огромный. Из каждой палаты неуступчивые напоминания: «Не забудь, сегодня наша очередь!»

По какой причине к солдату такой возрастающий интерес? И какое отношение имеет к Камо?

Никто лучше самого Кирилла Трофимовича не объяснит. Его письмо к биографу Камо, ныне покойному моему другу, Льву Степановичу Шаумяну.

«В 1941-м я был мобилизован. С собой захватил книгу с биографией Камо. Ко мне она попала порядком зачитанная, без обложки, по объему небольшая (75 страниц), на польском языке. Я по-польски мог читать.

Перед выступлением в бой под нашим областным центром Днепропетровском книжку закопал. Думал: придется в живых остаться — заберу, а не придется — не хочу, чтобы она германцам попалась. С боя вынесли меня почти что неживого. В себя пришел в санитарном поезде. Доставили в госпиталь на Кавказе. Палата — двадцать покалеченных людей. Я в счастливчиках — всего одна рука ампутирована, могу еще сгодиться.

«Фронтовики! — обращаюсь как-то после врачебного обхода к соседям, — желаете, расскажу одну историю. Чистая правда, потому как этого человека звали Камо». — «Давай рассказывай!»

Успех, как говорится, полный. Слушали, затая стоны, пересилив боль. И веселый смех, когда я касался того, как Камо водил за нос полицию и следователей 19 стран.

К вечеру являются представители другой палаты. «Зашел бы, Трофимович, к нам. Хотим твою историю послушать. Пойдем!» — «Пожалуйста, — отвечаю, — с удовольствием».

Иду рассказываю. А на следующий день та же просьба.

Понимаю — нельзя так. Комиссар госпиталя должен знать. Обращаюсь к старшему политруку за разрешением.

«Напишите конспект». — «Рад бы. Но левой рукой я только учусь писать. Попытаюсь набросать короткий план». — «Хорошо. Что сумеете, то и ладно».

«План» был составлен. Комиссар «благословил». Я обошел все 28 хирургических палат.

Через месяц попадаю на долечивание в Канибадам, есть такой город в Таджикистане. Сразу обращаюсь к комиссару и с его согласия принимаюсь знакомить раненых с художником революции, помните — так Алексей Максимович Горький назвал Камо.

В марте 1942-го то же самое в Саратовском гарнизонном госпитале.

С сорок третьего я снова в школе и при всяком удобном случае беседую с ребятами о Камо. Хотите знать, какое впечатление?

На улице в Днепропетровске меня останавливает молодой человек. «Здравствуйте, Кирилл Трофимович! Не помните меня?» — «Извините, что-то не припоминаю». — «Я ваш выпускник 1955 года. Вы нам о Камо говорили…»

Выпускник пятьдесят пятого года! Стало быть, прошло одиннадцать лет. А помнит! Уверен, образ Камо у этого человека навсегда запечатлелся. Он и своим детям передаст…

С уважением

Вегера».

1

В месяц цветения миндаля и зеленой свежести волнистых долин у шестнадцатилетней Мариам Тер-Петросян родился первенец Симон, что значит послушливый. Наследник и продолжатель благословенного рода священнослужителей и купцов. Слава господу вседержителю!

В мае 1882 года. А числа называют различные. Календари и книги повторяют вслед за автобиографией[1], неожиданно оборванной: «Родился 15 мая»[2]. В протоколе жандармского допроса, по счету двадцать второму: «Время рождения — 16 мая». В метрической книге горийской во имя святого Степана Корошенского церкви младенец мужского пола Симон записан родившимся 6 мая. Актовая запись за номером 111. Подпись приходского священника, свидетелей, церковная печать. За метрикой сила первоисточника.

Значит, 6 мая 1882 года в городе Гори грузинской провинции Карталинии.

«Гори — старинный грузинский городок в долине Куры, — описывает корреспондент «Нижегородского листка» М. Горький[3]. — Он невелик — с порядочную русскую деревеньку, среди него возвышается высокий холм, на холме крепость, по скатам холма и у его подножья разбросаны маленькие сакли и домишки, почти все из известняка. На всем городе лежит колорит какой-то обособленности и дикой оригинальности. Знойное небо над городом, буйные и мутные волны Куры около него, неподалеку горы, в них какие-то правильно расположенные дыры — это пещерный город, и еще дальше, на горизонте, вечно неподвижные белые облака — горы Главного хребта, осыпанные никогда не тающим снегом. Пейзаж был непривычен и чужд глазу великоросса, тон суров; зрение, привыкшее к широким горизонтам, сдавлено грядами гор, запиравших отовсюду котловину, разрезанную рекой и линией железной дороги, казавшейся неуместной среди этой простой и дикой красоты…»

Горийскому мальчику Симону, уже не очень-то послушливому, шел десятый год. Ночью, переполненной ожиданием, он выскользнул из дому, занял место перед виселицами на склоне крепостного вала. В плотной многотысячной толпе затиснуты и высокий костлявый русский парень с длинными волосами Алексей Пешков, незадолго перед тем обосновавшийся в Тифлисе, и крепыш в темнозеленом мундирчике тифлисского реального училища Степа Шаумян. Пока они незнакомы. Каждый сам по себе. Власти разрешают всем желающим присутствовать на публичной казни двух крестьян-побратимов. Вина их чрезвычайно велика. Цивилизованное общество во имя высшего милосердия не вправе их щадить. Крестьяне застрелили, как бешеную собаку, сиятельного князя Амилахвари.

Несколькими неделями раньше один из преступников нанес князю смертельное оскорбление — обогнал его на скачках. Не посчитался с заранее сделанным внушением, чтобы никто не смел горячить своего коня и не вздумал показывать чрезмерную удаль. Князь, естественно, не мог оставить тяжкого оскорбления без последствий. И с ватагой верных друзей и слуг ночью увез невесту Сандро. Обесчестил ее.

Сандро