На литературных перекрестках - Николай Иванович Анов
Через неделю из Оренбурга пришла вторая телеграмма. Иоффе выразил желание, чтобы хоть один из авторов приехал для внесения некоторых изменений в текст пьесы.
— Конечно, поезжайте, — сказал Штейн.
И я поехал.
Все переделки сводились к одному — Юрий Самойлович решил перенести действие из Кустанайской области в Оренбургскую и дать пьесе новое название: «На степных просторах». Я согласился, но когда в газете «Советская культура» появилась заметка, что оренбургский театр ставит «чужую» пьесу, посвященную труженикам целины, Министерство культуры запротестовало и потребовало вернуть героев пьесы на исходные позиции, то есть в Кустанайскую область Казахской ССР.
Этот конфликт разрешился сравнительно быстро. Хуже было другое. Выпуск почти готового спектакля затягивался. В Комитете по делам искусств существовало настроение — лучше всего выпустить целинный спектакль осенью, в начале следующего сезона.
Штейн категорически не соглашался.
— Вы поймите, — объяснял он мне, — крайне важно, чтобы спектакль «По велению сердца» был показан зрителю впервые именно у нас, в Казахстане, где поднимают шесть миллионов гектаров целинных земель.
Пришлось потратить очень много усилий, чтобы отстоять наше мнение.
Репетировали пьесу и утром и вечером. Наконец, генеральная репетиция была назначена на 19 мая. Неожиданно в зрительном, зале появился министр культуры Тулеген Тажибаев. Обсуждение шло недолго. Работник министерства В. Горский сообщил Штейну:
— Министр уехал, но сказал — принять спектакль.
Мой соавтор ликовал.
Пьеса «По велению сердца» зажила на сцене полнокровной жизнью. Ее ставили в Оренбурге, Минске, Фрунзе, Кишиневе, Саранске, Кустанае и в ряде других городов. Широко использовали пьесу и самодеятельные театры.
Печать довольно широко отмечала постановку Штейна. Газета «Советская культура» в статье Н. Толченовой «От щедрого сердца» писала:
«Этот спектакль, задушевный, лирический и вместе с тем динамический, горячий, особенно отчетливо позволяет видеть, насколько велик — не только со стороны зрителей, но и со стороны всего творческого коллектива — интерес к большим делам народа, к жизни своей республики. Пусть жизнь эта зарисована в драматическом произведении как бы «с ходу», по первым следам Авторы не претендуют на крупные обобщения: большие, типические, масштабные характеры в пьесе отсутствуют, но ее сценическое воплощение волнует и радует острым чувством того, что называется «злободневностью», не говоря уже о достоверности».
Оренбургский театр имени Горького показал «По велению сердца» на гастролях в Москве в августе месяце. Тогда же спектакль показали по телевидению и передали по радио.
Московский кинорежиссер Борис Натанович Ляховский прислал мне письмо.
«Оренбуржцы гастролируют с триумфом. Я видел Вашего соавтора Штейна и Иоффе. Пришлю Вам афиши, рецензии и т. д. Посылаю снимки афиш, которыми полон город. Что до Вашего соавтора, то он появился и исчез, как метеор. Обещал зайти и не выполнил своего обещания.
Я не был на премьере, потому что не был в Москве. Что же касается второго спектакля, то он прошел прекрасно. Пойду еще раз на последний. Иоффе говорил, и это соответствует действительности, о большом успехе».
Гастроли прошли в Москве успешно. Через полгода Президиум Верховного Совета РСФСР присвоил почетное звание заслуженного деятеля искусств главному режиссеру театра Юрию Самойловичу Иоффе, а Анне Яковлевне Покидченко за исполнение роли Зойки — заслуженной артистки РСФСР.
В 1956 году алмаатинский театр уезжал на летние гастроли во Фрунзе. В день отъезда я встретился со Штейном.
— Жалко, что вы с нами не можете поехать, — сказал он.
— Сейчас никак не могу! Быть может, через несколько дней.
— Ну ладно. Во Фрунзе мы начнем с показа «По велению сердца». Во всяком случае, я дам вам телеграмму или позвоню по телефону.
Яков Соломонович был возбужден, весел. Он следил за своим здоровьем — по утрам принимал ледяной душ, занимался гимнастикой. Мы распрощались с ним на вокзале.
В последних числах июля он позвонил мне по телефону:
— Что же вы не приехали к открытию? Приезжайте хоть теперь. Будем ждать.
Не помню, что меня задержало. На другой день после этого звонка пришло печальное известие:
— Штейн скоропостижно скончался!
Пьесу «По велению сердца» обычно весной передавали по радио. Последний раз я слушал передачу в 1964 году. Это был юбилейный целинный год. Вспомнилось, что ровно десять лет назад я был на целине. Захотелось посмотреть, какие изменения произошли там, где впервые после сотворения мира плуг провел первую борозду. В Кустанайскую область я не попал, пришлось ограничиться Целиноградской. Мне посоветовали съездить в колхоз «18 лет Казахстана», который возглавлял кореец Кан Де Хан, и в Челкарский совхоз.
Машина идет мимо небольших финских домиков с застекленными верандами. Всюду за окнами белеет туман чистых тюлевых занавесок. За ними чувствуется хозяйственный уют.
Десять лет — большой срок, и ничего удивительного нет, что бывшие жители палаточных городков стремятся украсить свой домашний быт. Центральная усадьба поразила нас великолепным Домом культуры, смотревшим большими окнами на колхоз. Производили впечатление стоящие по фронтону здания колонны. С какой любовью и каким вкусом отделан зрительный зал на четыреста пятьдесят человек. В доме культуры есть конференц-зал, спортивный зал, читальня, библиотека.
Мы зашли в школу-десятилетку. Моя жена, бывшая учительница, прошла по классам и сказала:
— Не подозревала, что в колхозе может быть такая школа!
Колхоз «18 лет Казахстана» — многонациональный. В нем трудятся русские, украинцы, казахи, поляки, немцы, корейцы. Есть даже цыгане.
В Челкарском совхозе мы познакомились с директором Есенжолом Камзебаевичем Камзебаевым. Отец его, бедняк, жил в Кургальджинском районе, имел лошадь и корову. За хлебом он приезжал в поселок Ключи за двести пятьдесят верст. Кулак отсыпал ему мешок муки, и Камзебай ехал домой.
Его сынишка Есенжол задумывался: почему русский умеет доставать хлеб из земли, а казах не умеет.
Умер отец, Есенжол поступил работать пастухом. Летом он пас овец, а зимой учился. Его приняли в техникум в Петропавловске. Через четыре года Есенжол закончил учебу и поехал работать в животноводческий совхоз. В тридцать лет он уже работал директором Барсаутского совхоза, а теперь возглавлял Челкарский многонациональный совхоз. Когда он сюда приехал, там было только шесть кибиток. В тот год, когда мы приехали, Челкарский совхоз сдал государству один миллион
