Борис Соколов - Мата Хари. Авантюристка или шпионка?

Существует легенда, будто перед казнью, когда Мата Хари находилась под стражей, ее адвокат пытался вызволить ее и снять все обвинения. Была подана апелляция – безрезультатно. Тогда адвокат подал прошение о помиловании президенту, однако Р. Пуанкаре также остался неумолим. Смертный приговор остался в силе. В камере, где она провела последние дни своей жизни, он предложил ей сказать властям, что она беременна, тем самым отсрочить свой смертный час, но Мата Хари отказалась от лжи. И тогда семидесятипятилетний адвокат Эдуард Клюне будто бы объявил, что подсудимая ждет от него ребенка.

Наиболее красочно эту версию живописал Эмиль Моссар:

«Мы опасались тягостных сцен отчаяния. Возможно, осужденная станет цепляться за своего защитника, который заставил ее поверить в возможность помилования? Мы как раз собирались задаться этим вопросом, когда адвокат попросил разрешения побеседовать с правительственным комиссаром.

– Мата Хари не может быть казнена этим утром, – сказал он. – Я формально протестую и прошу об отсрочке. Уголовный кодекс, Книга 1, Глава 1, статья 27 гласит: „Если приговоренная к смертной казни женщина заявляет, и проверка подтверждает, что она беременна, она подвергается наказанию только после родов“.

Все посмотрели на него с удивлением.

– Это невозможно, – заявил начальник тюрьмы. – Ни один мужчина не входил в ее камеру. Вы же сами действительно это знаете, дорогой мэтр.

– А если это был я!

– Ой! Вы? – воскликнул лейтенант Морне. – Но ваш возраст? Вам ведь более семидесяти пяти лет, я прав?

– Это неважно. Я обращаюсь к статье 27 Уголовного кодекса.

– Тогда доктор Соке сейчас приступит к осмотру, чтобы проверить ваше утверждение.

Мы заранее были уверены в результате осмотра. Но точно никогда не знаешь… Сомнения были возможны, ведь деликатное положение тоже случается неожиданно.

В кабинете начальника мы изучили также некоторые детали о здоровье осужденной, подробности такого рода, которые немного лишили ее образ поэтичности…

Время пришло…

Судьи ворвались, как смерч. Мата Хари спала. Ее слегка потрясли.

– Час правосудия наступил… Ваше прошение о помиловании было отклонено господином Президентом Республики… Вам нужно вставать… Будьте мужественны.

– Как? – удивилась осужденная. – Это невозможно!.. Это невозможно!.. Офицеры?..

Она заметила в группе своего адвоката.

– Будьте добры, подойдите, – обратилась она к нему, протягивая руку.

Защитник, наклонившись к ней, прошептал несколько слов тихим голосом. Мы услышали:

– Маргарета, если вы хотите… беременная… Уголовный кодекс… Скажите, что это – статья 27.

Доктор Соке приблизился.

– Маргарета, я умоляю вас об этом, позвольте себя осмотреть, – дрожащим голосом твердил адвокат.

Осужденная внезапно повернулась на звук, убирая покрывало. Она села, показав голые ноги, и сказала с бунтарской интонацией, сильным голосом:

– Нет! Нет! Я не беременна. Я не хочу прибегать к этой увертке… Нет… Бесполезно меня осматривать. Я встаю…

И одним махом она поднялась в своей рубашке из белой грубой ткани, позволяющей увидеть ее грудь.

– Младшая сестра Мари, передайте мне мое красивое белье, которое мы отложили, там высоко, на полке.

Пастор Дарбу говорил ей что-то на ухо.

– Да, сейчас.

И она спокойно оделась, лишь с небольшим содействием обеих помощниц.

– Могу ли я надеть корсет?

И после одобрительного жеста начальника тюрьмы:

– Дайте мне также еще и мой тайник-корсет в кружевах… Подержите расческу…

В то же самое время она встала на колени у ног пастора. Он взял жестяную кружку, наполнил ее водой и вылил ее на голову Маты Хари, в то время как она, все еще стоя на коленях, продолжала причесываться.

Это было что-то вроде крещения. Я не понял эту церемонию у протестантки. Мне сказали, что это был специальный обряд у одной из сект лютеранства.

Помощницы зашнуровали на ее ногах красивые ботинки: почти все, что осталось от ее былой роскоши.

– Теперь мои перчатки.

Она их долго застегивала, тщательно. Потом ей передали шляпу.

– Так будет в порядке, не так ли, мэтр? – обратилась она к своему адвокату. – Но мне нужны мои булавки в шляпе.

– У нас их нет, – сказала младшая сестра Мари.

– Это запрещено правилами, – пояснил начальник тюрьмы.

Секретарь суда капитан Тибо выдвинулся вперед, с карандашом и листком бумаги в руке:

– Есть ли у вас признания, которые вы хотели бы высказать?

– Я? – встрепенулась Мата, как в гневе. – У меня нет ничего, о чем надо сказать вам, и даже знай я что-то, о чем следовало бы рассказать, именно вам я об этом и не сказала бы.

И она презрительно пожала плечами, с пренебрежением взглянув на офицеров».

Все это описание ничего общего с действительностью не имеет. Не говоря уж о том, что тогда, когда Мата Хари одевала свой последний наряд, из мужчин с ней оставался только доктор Бизар, а с пастором она вообще осталась наедине. Вопрос о беременности был вызван не будто бы прозвучавшим заявлением мэтра Клюне, а всего лишь являлся частью обязательной процедуры перед казнью.

Согласно закону, ей задали этот последний вопрос. Закон гласил: «Если приговоренная к смертной казни женщина заявляет, что она беременна, и врачебная экспертиза подтверждает это, казнь может состояться только после рождения ребенка». Поэтому осужденную спросили, не беременна ли она. Когда военный врач доктор Соке спросил, «есть ли основание предполагать, что она находится в положении», Мата Хари ничего не ответила. К тому времени она находилась в тюрьме уже восемь месяцев, так что вопрос звучал идиотски. Так что сведения, будто мэтр Клюне пытался спасти ее от расстрела, заявив, будто она беременна от него, – выдумка чистой воды. Естественно, ни в тюрьме, ни в здании суда у них не было никаких шансов уединиться и зачать ребенка. Поэтому вопрос о беременности был чистой формальностью, и спрашивающие заранее знали отрицательный ответ на него, поскольку не верили в непорочное зачатье.

Когда она выходила из камеры, начальник караула хотел взять ее за руку. Но Мата Хари раздраженно отстранила его руку. Она возмущенно воскликнула, что она не воровка и не преступница. Потом она взяла за руку сестру Леониду и направилась в бюро на первом этаже, которое называли «Авиньонским мостом». Теперь она передавалась в руки военных властей для исполнения приговора.

В бюро она попросила разрешения написать несколько писем. На их написание ушло не более десяти минут. Одно из писем было адресовано дочери. По некоторым сведениям, другие письма были адресованы неизвестному другу из французского МИД и Вадиму Маслову. Письмо, адресованное дочери, Мата Хари передала то ли начальнику тюрьмы, то ли мэтру Клюне, то ли пастору Арбу. Но дочь Маты Хари Нон так никогда и не получила последнее письмо матери. Это явствует из письма Джона Маклеода в голландское посольство в Париже от 10 апреля 1919 года. Он просил посольство прислать свидетельство о смерти его бывшей жены, которое могло понадобиться Нон на случай возможного вступления в брак. В этом письме утверждалось: «До нас не дошло ни одного прощального слова мадам Маты Хари к ее ребенку, несмотря на то, что, как пишут газеты, перед самой смертью она написала два письма. Поэтому мы потеряли надежду узнать еще что-то». Но во французских архивах предсмертные письма Маты Хари, которых, по разным данным, было то ли два, то ли три, до сих пор не найдены. Не исключено, что французская контрразведка их на всякий случай уничтожила, опасаясь, что там могут содержаться какие-то зашифрованные сведения. Нельзя также исключить, что письма были утеряны тем, кому Мата Хари их передала, или что они были утеряны уже в голландском посольстве, если получатель писем все-таки смог их туда доставить.