Геннадий Козлов - Грустный оптимизм счастливого поколения

– Так уж вышло.

Местный врач, видимо, не был посвящен во все обстоятельства предшествующего лечения и на первом же обходе завел разговор об операции. Железнодорожник взмолился, что нога-то у него последняя.

– А почему вы решили, что оперировать будем ногу? – спросил врач.

– А что же?

– Голову. Попробуем очистить сонную артерию.

После этого железнодорожник кинулся звонить жене и умолять забрать его домой. Перспектива остаться еще и без головы его явно не устраивала.

Моя ситуация была значительно более простой, чем у коллег, но тем не менее мое заявление, что я здесь всего на два дня, вызвало иронические улыбки.

– Два дня к тебе никто и не подойдет. Меньше месяца здесь не лежат, – таков был вердикт представителя славного советского балета.

Велико же было удивление моих собратьев, когда под вечер меня погрузили на каталку и через пару часов вернули в палату с обильно замотанной бинтами ногой. Операция, надо сказать, была трудоемкой и болезненной. Вена, открыто вышедшая на поверхность в нижней части конечности (ноги), в верхней ее части оказалась на редкость глубокого залегания. По этой причине обсуждаемую конечность пришлось разрезать во многих местах. Тем не менее выписали меня, как и обещали, уже через день.

Коллеги по палате были слегка шокированы и не скрывали своей зависти, когда я их навещал, периодически являясь в клинику на перевязки. Еще больше стремительности проведенного лечения и «негуманности» военных врачей удивился хирург в академической поликлинике, когда я пришел к нему через две недели закрывать бюллетень.

– Зря ты лег в Вишневского. В нашей больнице ты бы как человек полежал месячишко, а потом недели на три направили бы тебя на реабилитацию в санаторий.

Это было сказано с таким сопереживанием, что и мне стало искренне жалко, но не себя, конечно, а этого еще вполне молодого человека, для которого повседневная работа и жизнь тускнеет перед перспективой больницы и санатория. Не знаю, то ли жизнь у нас такая убогая, то ли научная работа настолько отличается от других видов деятельности, что занятому ей человеку не вполне понятно, как можно променять ее на «головокружительную» перспективу длительного лежания в больнице.

Эти два случая исчерпывают мой опыт общения с полномасштабной хирургией (стучу по дереву), но есть еще один эпизод, о котором стоит упомянуть.

Говорят, что на свете встречаются люди, незнакомые с зубной болью и не прошедшие через заботливые руки стоматологов. Я не отношусь к этой элитарной прослойке и уже со школьных лет попал в зубную зависимость. Лечили меня разные врачи, и далеко не всегда успешно. Отчасти виной тому было и мое устойчивое стремление держаться подальше от щемящего сердце визга бормашины. В результате к двадцати пяти годам я получил первое направление на удаление.

Очередь в хирургический кабинет была небольшой, и я тут же попал в распоряжение энергичного и еще вполне молодого врача. Он осмотрел остатки представленного к ликвидации зуба, предупредил, что удаление предстоит сложное, и направил на рентген.

Через пару дней я вернулся к нему, теперь уже со снимком. Снимок понравился врачу еще меньше, чем сам зуб, вследствие этого, а также приближавшегося конца рабочего дня и связанного с этим сильного утомления операция доктором была отложена и на этот раз.

Теперь, задним числом я отчетливо вижу, что это было ясное предупреждение судьбы воздержаться от опрометчивого поступка. Но в те годы мне еще не хватало опыта распознавать значение подобных знаков. Это сейчас я не сильно расстраиваюсь, если не складываются какие-либо обстоятельства, и стараюсь не переть напролом, а подождать, пока все образуется само собой. В молодости же я чаще придерживался принципа, сформулированного Высоцким: «Если я чего решил, то выпью обязательно!» Поэтому направился к тому же врачу в третий раз.

Снова осмотрев зуб, припомнив, что рентген уже сделан, и убедившись, что солнце еще высоко и до конца смены никак не меньше нескольких часов, врач, тем не менее, предоставил мне последний шанс:

– Ну что, будем рвать?

И суть вопроса, и его интонация были явно рассчитаны на мое благоразумие. Но к разочарованию врача, в ответ я лишь утвердительно кивнул головой с широко раскрытым ртом.

После обезболивающего укола хирург выждал пяток минут и принялся за дело. Сначала он попытался раскачать зуб, уцепившись клещами за выступающую тонкую верхушку, от чего последняя немедленно обломилась. В результате этого корни еще более укрепили свои позиции, как солдаты в глубокой траншее.

В ход пошел инструмент в виде стального клина. Им, расстроенный первой неудачей, хирург стал пытаться разломить монолитные корни. Я никогда не думал, что зубы, а точнее корни, такие прочные. Бормашина брала их довольно легко, а вот про клин этого не скажешь.

Навалившись всем телом на зуб, хирург буквально вдавил мою челюсть в грудь, а меня самого – в кресло. Пару раз клин срывался, вонзаясь в десну, от чего рот постепенно заполнился кровью. Меня это не радовало, а врача просто выводило из себя.

После некоторой передышки он принял решение распилить корни с помощью бормашины. Заморозка еще действовала, и нестерпимой боли не было, но было полное впечатление, что еще вот-вот, и бор пройдет сквозь челюсть.

Вытирая пот и открыто чертыхаясь, врач высверлил-таки здоровенное дупло, в которое удалось вонзить клин и расколоть корни на две части. Задача от этого, однако, не сильно упростилась, так как оба корня держались прочно, а подцепить их внутри десны было по-прежнему трудно.

Еще раз отдохнув и попив чаю, хирург вооружился ножницами и расстриг десну вокруг корней. В крови были уже мы оба. Со стороны зрелище, видимо, было столь непривлекательным, что сестра отошла подальше, чтобы не видеть.

Дело, однако, шло к концу. Мобилизовав последние силы, врач вцепился в обнажившиеся корни и принялся их раскачивать постоянно срывающимися клещами. Он был уже в состоянии, близком к аффекту, когда один корень, наконец, сдался. Оставшись без поддержки, второй корень не смог оказать значительного сопротивления и тоже был повержен. Заполучив его в щипцы, доктор не только не испытал победного ликования, но как-то сразу обмяк и повалился на стул.

Я тоже лежал в кресле, не проявляя большого интереса к дальнейшей жизни. Было такое ощущение, что в десне образовалась воронка, как если бы зуб удаляли динамитом. Это чувство подкреплялось и реакцией врача, с содроганием смотревшего на достигнутый результат. Чтобы как-то скрыть следы злодеяния, он запихал в образовавшуюся в десне яму тряпку, пропитанную жидкостью с резким запахом йода.